Поэзия мудрости и красоты

 
  Поэтические связи народов Кавказа имеют давнюю историю. Среди них особое место занимают дагестанско-грузинские литературные связи. Известный востоковед, переводчик стихов с арабского и грузинского Нона Абашмадзе продолжает эти славные традиции дружбы народов и литератур. С творчеством кумыкского поэта Багаутдина Аджиева она знакома давно. Его стихи в её переводах опубликованы в г.Тбилиси. Весть о присвоении Багаутдину Аджиеву почетного звания «Народный поэт Республики Дагестан» для неё оказалась ожидаемой. Свое видение творчества поэта и интервью с ним Нона Абашмадзе любезно согласилась передать в газету «Времена».

– Багаутдин Анварович, поздравляю вас с присвоением почетного звания «Народный поэт Республики Дагестан». Ваше творчество заслуживает такого признания,  и я, не скрою, в глубине сердца ожидала этого.


–  Спасибо Нона Геноевна!

–  Вы сын классика дагестанской литературы и вы выросли в поэтическом окружении. В каком возрасте вы поняли, что должны писать, что вы – поэт? Ведь человек может творить тогда, когда его дар сильнее его самого.


–  Поэт  – очень большое звание, определение. Поэтов считают пророками. Поэт я или стихотворец, покажет время, ведь писатель – это посмертное звание. Но я помню, как это началось. Я возвращался из поездки в родное село, мне было 16 лет. Я сидел в такси и смотрел в окошко. Пейзаж, бесконечная дорога… Постепенно стали появляться какие-то полурифмованные фразы, сравнения, образы. Их было целое нагромождение в моей голове. Когда мы приехали домой, у меня в голове уже были готовые куплеты. На следующий день я решил их записывать на случайные листочки. Спустя еще недели две их собралось множество, и тогда я решил их записывать в ученическую тетрадь. К концу месяца тетрадь была полной. Я тогда уже знал, что мой отец – известный поэт и испугался того, что со мной происходит. Я стал все чаще уединяться, никому об этом говорить не мог, просто боялся. Дело в том, что я учился в городской школе, прекрасно знал русский язык, а стихи начал слагать на родном кумыкском. Этого я больше всего стеснялся. Отец мой – очень большая величина в нашей литературе, его называют чародеем кумыкской поэзии.  Такие поэты, как Расул Гамзатов,  часто появлялись в нашем доме… Я по сей день считаю чуть ли не кощунством взяться за перо после такого поэта, как мой отец, но остановить себя никак не смог. Спустя целый год я прочитал стихи матери, вернее не прочитал, а рассказал все, что со мной происходит. В нашем доме по разным вопросам я советовался с матерью, и в доме всеми делами руководила она. Моя зеленая тетрадка была показана отцу через год. Он выслушал мои стихи и сказал: «Нагромождение чувств, образов, твои стихи нуждаются в редактировании. Все начинающие поэты через это проходят, а в остальном они не ниже по художественному уровню тех стихов, которые пишут сегодня молодые кумыкские поэты». Это был 1967 год. Мне тогда было 17 лет. Но моя тетрадь на его столе пролежала еще полгода. Когда я окончил школу и посмотрел на стихи в этой тетради, мне опять стало стыдно: как я мог такому мастеру показать такие незрелые стихи. И я ещё долго не решался показывать свои новые стихи отцу. Прошло много лет. Я издал уже двадцать книг, имею писательский билет и думаю, может, все-таки я поэт.

– У вас есть своя строфа?  Ахматова говорила, что нужно иметь свою строфу, и когда это есть, можно делать все, что хочешь.


– Своя строфа есть. Я о ней сам не знал. Об этом заговорили литературовед К. Абуков, народный поэт Дагестана Аткай Аджаматов. Они утверждают, что я виртуозно использую свою строфу.

– Вы борец или наблюдатель?


– Когда я был наблюдателем, все шло у меня хорошо. Как только стал отстаивать некоторые принципы жизни, стал страдать. Всем борцам я рекомендую дипломатию и терпение. Так устроен мир.

– Какое у вас самое яркое, судьбоносное воспоминание?


– Их несколько. Первое – это создание семьи и появление дочери. Второе – выход первой книги.

– Как вы думаете, что нужно художнику слова, цвета, звука и т.д. для выражения: страдание, счастье, пустота, непонимание или что-то ещё?


– Талант – это честность и душевная чистота. Стихи от голода или холода не пишутся, стихи для хлеба насущного не пишутся. Художник слова должен настроиться на беседу с природой, она в итоге выявит твою душевную чистоту. Конечно, эпохальные события времени врываются в поэзию, живешь в обществе и невольно откликаешься на события, но они уйдут с эпохой, временем, потом опять вернутся.

–  Как взаимодействует личность поэта и сущность поэта в поэтической и повседневной жизни? Это симбиоз или постоянная борьба?


–  Это, по-моему, и симбиоз, и постоянная борьба. Многие истинные поэты были прекрасными людьми в жизни и великими поэтами в литературе. Жизнь гораздо глубже наших представлений о ней, поведение людей трудно предсказать.

– Вы часто пишете о музе. Что такое для вас муза?


– Моя явная любовь и тайная любовь – это поэзия. О ней я много писал, вы, наверное, заметили. Не уступает ей любовная лирика, где героиней часто выступает мое состояние влюбленности. Во многих стихах, особенно второй половины моего творческого пути, лирической героиней является моя супруга, она  зримо и незримо присутствует в моих поэтических воображениях.

– Являетесь ли вы мужчиной, рядом с которым женщина может всегда оставаться женщиной?


– Думаю, являюсь. Как-то одна женщина мне призналась так: «Как уверенно чувствуешь себя, когда вы рядом».

– Вы много пишете о времени… По-моему, время – измерение вечности, это то, благодаря чему мы чувствуем Бога. А вы как думаете?


– Да, это измерение вечности, художник, кто бы он ни был, всю жизнь находится на фоне времени. Это время он должен разглядеть, это дано только мыслителям и художникам.  Если поэт сможет через свое сердце пропустить время, то он сможет создать произведения, которые станут долгожителями, чувствовать время, ощутить в нем себя и Бога – главная задача поэта. Но стихи должны быть написаны так, чтобы никакое время их не опровергло. Настоящие произведения не подвластны календарным датам по той причине, что они написаны высокохудожественно.

– В последнее время в Дагестане наблюдается бурный всплеск религиозных чувств. Вы много пишете о вере. Охарактеризуйте, пожалуйста, ислам в узком и широком понимании.


– Вера в моем понимании – совесть человека, борьба за истину, способность пожертвовать собой за справедливость. Вот глаза Всевышнего, мне кажется, следят всё время за мной, и я боюсь его пристального взгляда. Этот взгляд – последняя инстанция, куда мы обращаемся. В последние годы Бог и Аллах вернулись на страницы книг.  Я не хожу с Кораном в мечети, я светский человек, но идеи ислама, всё то, что написано в Коране, очень дорого мне, я рад появлению мечетей и церквей. Как приятно их видеть, но рядом должны быть и центры культуры, музеи и т.д.

– Вы человек верующий от рождения или вера пришла с годами?


– Вера пришла с годами, с накоплением жизненного опыта.

– Меняется ли ваша поэзия с годами?


– С годами поэзия моя стала философски обрамленной, я стал понимать что слово – оно Бог, в стихах моих воспеваются Надежда, Вера и Любовь.

– Что вы пожелаете Грузии и грузинам в новом 2018 году?


– Мира, чистого неба, мы, кавказские народы, должны дружить, как дружили наши деды и отцы, поэты и художники. Приглашаю вас в Дагестан!