Анжи (в литературе встречаются и другие модификации этого топонима, как то: Анджи, Энджи, Инджи и пр.) – раннесредневековый хазарский город-крепость, располагавшийся неподалеку от Семендера, стольного града каганов-царей Хазарии. О том, что Анжи был именно хазарским городом, в крепости которого пребывал хакан (каган), говорится, в частности, в известной дагестанской хронике «Дербенд-наме» (см.: «Дербенд-наме», сс. 307, 313-315).
Этот старинный топоним поныне употребляется некоторыми народами Дагестана, в частности, кумыками (Анжи // Гьанжи // Анжикъала), аварцами (Анжи // Анджи), ботлихцами (Анжей), даргинцами (ГIянжи // ГỊянжикъала), лакцами (Анжи), чеченцами (ХIинжгIала // ХIинжа-гIала) для наименования нынешнего города Махачкалы, столицы Дагестана, переименованного в 1921 году Порт-Петровска. А город Порт-Петровск был построен в середине XIX века в качестве российского Петровского укрепления, в свою очередь, на руинах бывшей древней крепости Анжи и в окружении небольшого кумыкского поселения, которое местные жители продолжали называть старым именем – Анжи.
Местонахождение этого хазарского города-крепости оставило свой след в кумыкской микротопонимике столицы Республики Дагестан Махачкалы как Анжи аркъа («горка Анжи»). Впоследствии данная горка стала известна русским как «Петровская горка» – после посещения этой местности императором Петром I во время его знаменательного Персидского похода 1722 года. На этой горке – Анжи аркъа, находящейся между Вузовским озером и Каспийским морем, ныне расположены Дагсельхозакадемия, телевизионная башня, Комитет по теле- и радиовещанию РД, маяк, Центральный госархив РД, жилые дома и прочие здания.
Название же Гиччанжи (<Гиччи Анжи – «Малое Анжи») относилось первоначально к находящейся между взгорьем Анжи аркъа и морем территории, которая включала в т.ч. железнодорожную станцию «Махачкала Первая» и здание Александро-Невского собора, построенного в самом конце XIX века. Из других примеров: Анжи-ёл – одно из старых наименований нынешней автомобильной трассы «Ростов – Баку»; Анжи авлакъ – равнина, расположенная между горой Тарки-тау и Каспийским морем и застроенная ныне полностью; Уллу-Анжи («Большое Анжи») – наиболее старая часть города; Анжи-бет («склон Анжи»), Арт-Анжи («За-Анжи») и др. (см.: Алиев К. М. Таргу-наме: Лексикон. Махачкала, 2001, сс. 12, 165-166; КЭС, сс. 18-19).
Любопытно, что одно из многочисленных наименований Каспийского моря связано также с этим ойконимом: кумык. Анжи денгиз, лак. Анжиллал хьхьири, авар. Анжи ралъад. Все они переводятся на русский язык одинаково, как «Анжинское море».
Что касается семантико-этимологического аспекта вопроса, связанного с древним топонимом Анжи, авторы, затрагивающие этот вопрос, также не придерживаются единой точки зрения (подробнее об этом см.: Оразаев Г.М.-Р. К древней тюркской топонимии Дагестана: Интерпретация хазарского ойконима Анжи (ныне г. Махачкала). Баку, 2015. С. 231-246; Его же. Об интерпретации Д.-М. Шихалиевым некоторых северо-кавказских онимов, сс. 92-104).
Вот наиболее распространенные мнения на этот счет:
А) О кумыкском происхождении названия крепости, в значении «мучная», писал впервые еще И. Костемеровский в 1856 г., а вслед за ним – А. В. Комаров в 1869 г. (Костемеровский И. Петровское; Комаров А. Списки, с. 4). Основа топонима, по их мнению, восходит к общетюркскому слову ун, означающему понятие «мука» (см.: Древнетюркский словарь, с. 612; Радлов. Опыт, т. 1, сс. 1319, 1639; Севортян. Этимологический словарь, с. 597), к которому присоединен широко распространенный тюркский аффикс -джи/-джу//-чи/-чу, придающий основе значение имени деятеля; в данном случае – «мучник», т.е. торговец мукой.
О происхождении от «кумыкско-татарского» или «турецкого» – унджи и кала, то есть «мучная крепость», писал и исследователь К. Ф. Ган в 1909 году (Ган. Опыт, сс. 10, 116). Он указывал, что так (Анжи) называли кумыки современный для него населенный пункт Петровск, «как главный пункт, через который русские доставляли с Волги провиант для кавказских войск».
Однако следует заметить, что данное название возникло и существовало гораздо раньше того времени, как позднейшее Петровское укрепление (впоследствии городок Порт-Петровск, ныне город Махачкала) русские, после вхождения Дагестана в состав России, стали доставлять провиант для российских войск в середине XIX – начале ХХ вв.
Кроме того, заметим, что кумыки не называют этот населенный пункт как Унджи, Унджу или Унчу, а именуют не иначе, как Анжи.
Б) Попытки некоторых краеведов и «специалистов» неязыковедческого профиля связать топоним с аварским словом ханжу «мука» являются, очевидно, результатом увлечения народной этимологией. Действительно, встает вопрос, почему же в таком случае аварцы не именуют город знакомым им словом ханжу «мукá» или ханжуялъул // ханждал «мучной», а называют Анжи?
В одной из книг дагестанского краеведа Б. И. Гаджиева смысл вышеприведенных (в пункте А) слов К. Ф. Гана несколько искажен, и вместо кумыкского ун у нового интерпретатора появляется аварское слово ханжа (должно быть, однако, ханжу) в том же значении – «мука». Краевед объясняет далее: «…Суда, прибывающие из Астрахани, прежде всего доставляли продовольствие. В глазах же горцев самой большой ценностью из всего того, что привозилось, была мука» (Гаджиев. Дорога, с. 8).
Тут также не выдержаны хронологические рамки, о которых говорилось нами в предыдущем пункте. То есть состояние дел, относящихся к XIX – началу ХХ века, не может быть верно по отношению к раннесредневековому времени, когда издревле уже существовало название хазарской крепости Анжи.
В) «Глиняная крепость» – утверждают отдельные авторы, опираясь, очевидно, на даргинское слово гIянжи, имеющее семантику «глина, земля» (см. напр.: Гаджиев. Дорога, с. 9; Магомедов. Дагестан, с. 179), в некоторых диалектах этого языка. Однако трудно представить, что этот «большой город» (см. в тексте исторической хроники «Дербенд-наме»), довольно долгое время успешно противостоявший хорошо вооруженным завоевателям, был бы на самом деле «глиняным» и «земляным».
Исторические источники, однако, не подтверждают это. Они бы непременно отметили наличие такой странной крепости, построенной из глины, совершенно не подходящей для строительства военно-фортификационного сооружения. Наоборот, они свидетельствуют о каменных строениях. Так, Я. Рейнеггс указывал: «Сие же имел название некоторый великий изрядно укрепленный город Инже-калеси, коего развалины видны ещё теперь…» Также академик Фальк отмечал в те годы (конец XVIII в.): «Анжи – суть развалины большого города… Здесь были остатки каменной стены и каменных домов» (цит. по кн.: Алиев. Кумыки, сс. 65, 131).
Не совсем легко также принять, чтобы называли город-крепость якобы даргинской лексемой гIянжи, которая означает буквально «земля, почва, глина», или ГIянжикъала «Земля-крепость; «Глина-крепость». В топонимической науке неизвестна подобная типология, в которой имелись бы рядом морфологически не согласующиеся между собой слова. А если правильно перевести типологически допустимое сочетание «Глиняная (земляная) крепость» на даргинский, то, очевидно, следует говорить и писать правильно «ГIянжила къала», но не «ГIянжикъала», так как последняя форма скомпанована неверно для даргинского языка, как бы по принципу «и так сгодится для разговорного языка». Ср., напр., правильное с точки зрения даргинской орфографии написание названия другой местности, находящейся близ с. Губден Карабудахкентского района – ГIянжила кьякь – «земляная высота» или «земляная возвышенность» (см.: Абдуллаев. Очерки, сс. 69, 88, 139).
Впрочем, любители сопоставить (сблизить) ойконим Анжи с созвучными словами из разных языков, носители которых, кстати, изрядно далеко отстояли от этого приморского города по историческому месту своего проживания, которым чудится что-то близкое с точки зрения их родных, но далеких от хазарско-булгарского типа языков, могли бы воспользоваться лексическим богатством и других окрестных племен и народов. Можно напомнить, к примеру, ряд слов, означающих то же понятие – «земля, почва, глина» – и в других горских языках Дагестана. Это, кроме упомянутого выше даргинского гIянжи, еще: лакское аьрщи, андийское онщи, а также ботлихское, каратинское, годоберинское, тиндинское унщи и пр. То есть корень слова присутствует не только в даргинском, но и в некоторых других горских языках Дагестана (Комри, Халилов. Словарь, с. 29, 457), в которых он является одним из многих заимствований из древне-тюркских языков булгарско-хазарского круга (см. далее пункт «К»).
Г) Совершенно фантастичным представляется еще один пример из области народной этимологии. По мнению журналиста и краеведа Б. Гаджимурадова, выраженном им в республиканской газете на кумыкском языке, топоним Анжи происходит от тюркского слова ан, являющегося, мол, фонетической параллелью другого слова жан, которое означает понятие «душа» (ср. в составе зоонимов в финальной позиции: арлан, арслан, булан, жайран, йылан, къабан, къаплан, къоян, къулан, талпан, тавшан, чаян, чортан). К этому полноправному слову якобы присоединен суффикс -жи (варианты -чи // -чы // -чу), который образует из предыдущих имен-основ другие имена – названия профессий и занятий в тюркских языках (напр., будайчы, индырчы, иштанчы, ишчи, къалпакъчы, къапучу, сувчу, тирменчи, унчу, янгурчу). Таким образом, краевед утверждает, что Анжи – это есть фонетический вариант слова Жанчы, который означает, по его мнению, «отбирающего душу ангела» (см.: «Ленин ёлу», респ. газ. от 13.12.1990, с. 3).
Д) Другой краевед, Г. Керимов, выразил в той же газете иную интерпретацию топонима: от древнетюркского слова, которое имеется и в некоторых современных тюркских языках – aŋčï (аңчы // аңшы) «охотник, зверолов; рыбак». Оно состоит из основной лексемы aŋ // ең (аң // эң), которая означает понятие «всякое животное, на которое люди охотятся; дичь, зверь; добыча», и имяобразующего суффикса -чы // -джы // -шы // -чу… (о семантике этого аффикса см. в предыдущем пункте «Г») (см.: «Ленин ёлу», респ. газ., от 27.11.1980, с. 3; Древнетюркский словарь, с. 46, 174; Радлов, т. I, с. 182, 196; Севортян. Этимологический словарь, с. 152).
Е) Известный кумыкский этнограф середины XIX века Девлет-Мирза Шихалиев, перечисляя в своем труде три основных хазарских пункта на Северном Кавказе (Ханжи, Татар-туп, Кызыл-Яр), дает также объяснения их корневого значения, исходя при этом из некоего «татарского наречия». Так, Ханжи (от кумык. Гьанжи // Анжи), находившееся «близ Тарков, где ныне Петровское укрепление», объясняется им как «продетая сквозь живое тело проволока» (Шихалиев. Рассказ кумыка, с. 191).
К большому сожалению, автор не указал конкретно, к какому же из «татарских наречий» это слово относится и почему этот пункт был назван именем, на наш взгляд, имеющим такой странный этимологический смысл.
Ж) Является, по мнению дагестанского топонимиста Х. Л. Ханмагомедова и историка А. М. Кадырова, этнотопонимом, в котором отложился древний кыпчакский этноним анджа; варианты – онджа, инча, инджи (см.: «Советская тюркология». Баку, 1974, №5, с. 110; 1982, №3, с. 107; Ханмагомедов Х. Л. Тюркская топонимия Дагестанской АССР / АКД. Баку, 1979, с. 13; Кадыров А.М. Тайны истории древней крепости Анжи-кала // Вестник тюркского мира. № 1 (3). Махачкала. 2011. С. 67-72).
Возможно, такое мнение исследователей базируется на том, что созвучные топонимы зафиксированы главным образом на исторической территории проживания или пребывания тюркских (кыпчакских) этносов. Примеров много: Анджа – в Азербайджане; Унжа – город в бывшем Макарьевском уезде Костромской губернии (ныне области), при одноименной реке, левом притоке Волги (ЭС, с. 744); Янджи – одноименное название трех деревень в Закавказье: в бывших Нахичеванском, Сурмалинском и Шаруро-Даралагёзском уездах (КК, с. 221-222); Янджу (ныне с. Путиловка) – в Крыму; Анджи-Кабул в Азербайджане (Шихсаидов. Ислам, с. 195); Инжи-Чишхо («Большой Зеленчук») – аул в Икон-Халкском районе Ставропольского края, ныне в Хабезском районе Карачаево-Черкесии (Булгарова М.А. Ногайская топонимия. Ставрополь, 1999, с. 162); Инжиавыл – небольшое ногайское село, впоследствии вошедшее в состав Тамазатюбинской сельской администрации Республики Дагестан; Анджиран – деревня в округе Мариван (Курдистан, Иран); Индже – город в Западном Азербайджане (Иране); Индже // Ендже – из микротопонимики Казанлыкской долины в Болгарии (Константинова Ц. Топонимията на Казанлъшка. Велико Тырново, 2008 (на болгар. яз.), с. 448); Энзе – гора близ с. Уллубийаул Карабудахкентского района Дагестана; Энзели – порт на южном берегу Каспийского моря (ныне город Пехлави в Иране); Энчи-тёбе – горка близ с. Атланаул Буйнакского района Дагестана. Исследователь топонимии Азербайджана Г. А. Гейбуллаев насчитывает десятки таких этнотопонимов на территории всего Закавказья: Анча, Инча, Инджа, Инджадаг, Инджадара, Онджа, Онджакала, Инджилли (искажение от Анджалу) и многие другие (Гейбуллаев Г.А. Топонимия Азербайджана. Баку: Элм, 1986, с. 49); Анжиян // Анжыян – киргизское наименование узбекского города Андижан; в известном киргизском эпосе «Манас» упоминается Анджу как название страны или города, где живут кытаи (Манас, кн. 1, с. 526; кн. 2, с. 669).
З) По мнению известного исследователя истории кумыкской литературы, кандидата филологических наук С.-М. Алиева, этим этнотопонимом Анжи обозначают местные жители по названию племени анчы, которое построило город Анжи и являлось наследником древних тюрков-кимеров (см.: Комментарий №7 Алиева С. к тексту исторического сочинения Кадирмурзы Амирханкетского «История Дербента и всего Дагестана», опубликованного на страницах газеты «Ёлдаш» от 26.02.2016, с. 11).
И) Вспомним этимологию, из разряда курьезного или народно-краеведческого, согласно которой название известной древней приморской крепости Анжи якобы имеет отношение, кроме созвучия, к названию далекого горного селения Анди Ботлихского района (или к орониму Андийский хребет), отстоящему от места расположения хазарского Анжи порядка 250-300 км. И это притом, что небольшой по численности андийский этнос, населявший несколько аулов горного Ботлихского района, никогда в истории не проживал даже вблизи города-крепости Анжи. А отдельные его представители появились в этом регионе спорадически и лишь в позднейшее время.
Можно напомнить автору этой этимологии, что сам ойконим Анди представляет собой собственно не андийскую транскрипцию названия аула, а кумыкское (Анди // Анни), аварское (ГΙанди) и русское (Анди) наименование населенного пункта, жители которого величают свой аул по-андийски именем Гъванду // Гъванну). Тем не менее, автор той народной этимологии на полном серьезе опубликовал статью с ничем по сути не подкрепленными и не обоснованными (ни в историческом, ни в лингвистическом аспектах) рассуждениями на страницах одной из респектабельных в свое время республиканских газет «Новое дело» в начале 2009 года а priori (ответ на нее см. в газете «Ёлдаш» от 10.04.2009, с. 17). Мы учитываем в данном случае лишь последнее обстоятельство, т.е. существование публичного выражения своих суждений, исходящих, хотя и от непрофессионала, не специалиста-топонимиста, несмотря на несостоятельность даже самой постановки вопроса о семантической параллели обоих топонимов. (О некомпетентности утверждений о якобы генетической преемственности обоих – Анди и Анжи – ойконимов и о явно тюркском происхождении самого ойконима Анди см.: Гусейнов Г.-Р.А.-К. Князь Султан-Мут и западная (Кабарда и Балкария) ойкумена кумыкского фольклора // КНКО – Вести. Вып. 12-14. Махачкала, 2006-2007, с. 27-28).
К) Одна из наиболее приемлемых, на наш взгляд, и научно достоверных по своей соотнесенности к хронологии и языковому окружению населенного пункта Анжи в раннем средневековье версий высказана этноисториком, кандидатом философских наук К. М. Алиевым и поддержана известным ученым-лингвистом, доктором филологических наук Г.-Р. Гусейновым.
Согласно их мнению, апеллятивом рассматриваемого нами ойконима служит древний тюркский термин инджу (варианты: инчу // инчÿ // инче // анчу // инчи // анджи // инзе // инце // энши // əнчи и пр.), присутствующий в разных тюркских языках.
В языках тюркских народов этим термином обозначали (в административном или топономическом аспекте) крупные территории наследственных уделов, сыновний надел; земли, являвшиеся собственностью членов царствующего дома; коронные земли, королевский домен; в первоначальном значении – личный удел членов дома Чингисхана (см.: Древнетюркский словарь, с. 44, 210; Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. СПб., т. I, 1893, с. 742-750; Севортян. Этимологический словарь, с. 361-362; Ализаде. К вопросу, с. 98; Петрушевский. Земледелие, с. 240-245; Ахметьянов. Общая лексика, с. 82-83; Алиев. Таргу-наме, с. 165; Гусейнов. Об ойкониме, с. 36-39). Как полагает К. М. Алиев, город Анжи-кала «был удельным владением, т.е. инджу хазарских каганов, а впоследствии и золотоордынских ханов».
Надо отметить, этот социально-экономический термин присутствует также в монгольском (анги «часть земли») и персидском (инджу «коронные земли, королевский домен; личный удел членов династии Хулагуидов») языках, очевидно, в качестве заимствованного слова из древнетюркского языка. Термин заимствован в древности от своих соседей – народов булгаро-хазарского типа – и некоторыми горскими языками Дагестана (см. выше пункт «В»), в которых специфический в тюркских языках социально-экономический термин с семантикой «удельная земля, наследственный удел, подаренный земельный надел» и пр. получил со временем семантическое развитие в некоторых горских языках Дагестана и стал означать просто всякую землю, определенную территорию (отсюда дарг. диал. гIянжи, лак. аьрщи, анд. онщи, ботл. унщи и т.д.).
В современном литературном кумыкском языке термин сохранился в модификации энчи // энчил. Ср. также в производных формах: энчили // инчили «личный, приватный, собственный; частно-собственнический»; оьз энчилик // оьзенчилик «личная собственность», «частная собственность». Термин употребляется у кумыков и в качестве топонима, напр. Энчи тёбе близ с. Атланаул Буйнакского района РД.
Л) Не менее интересна и другая часто встречающаяся интерпретация этого топонима, согласно которой он восходит к кумыкскому и вообще тюркскому апеллятиву инжи, означающему «жемчуг, перл», «жемчужный, перламутровый». Так, в труде Я. Рейнеггса (XVIII в.) упоминается Индже-Калеси близ Таргу. Составной ойконим Анжикала сторонники данной интерпретации считают несколько искаженной формой от Инжикала и переводят соответствующим образом как «Жемчужный град», «Жемчужный дворец» или «Жемчужная крепость». Более того, отдельные авторы считают, что инжи (со значением «жемчуг») потерял свою семантику, превратившись в «неясное» ныне слово Анжи, мол «согласно особенностям своей речи» (Атаев Б. Таргъу (Тарки) // «Махачкалинские известие», газ. от 11.09. 1992 г., с. 4; Его же. Атаев Б. Гьайдакъ къумукълар // «Ёлдаш», 5.01.2001 г. (на кумык. яз.).
Можно полагать, однако, что эта, красивая сама по себе, интерпретация топонима – «жемчужный» – является вторичной по отношению к той, которая изложена нами в предыдущем пункте (К). То есть произошла контаминация двух слов: древнетюркского термина анжи, вышедшего из активного слоя современной лексики, со словом инжи, употребляемого поныне в кумыкском языке.
Вышеприведенная палитра разных мнений о происхождении старинного названия современной столицы Республики Дагестан говорит о глубокой древности этого топонима, а также свидетельствует о большом интересе к данной теме историков, краеведов, журналистов и особенно специалистов по вопросам этимологии.
Говоря о древности исторической топонимики Махачкалы, нельзя не заметить, однако, стремления отдельных представителей городского чиновничьего круга значительно «омолодить» возраст нашего города. Но полагаю, что нельзя считать датой основания любого населенного пункта ту веху, когда в позднейшее время на той или иной местности было заложено военное укрепление в завоевательских целях. Даже если таковые военные сооружения со временем получили городской статус. (А такого рода военных укреплений и крепостей было заложено в самых разных аулах дореволюционного Дагестана великое множество).
В частности, Петровское укрепление было построено военными властями Российской империи в 1844 г., а городок под названием Петровск (Порт-Петровск) появился там же в 1857 году и в «Махачкалу» переименован в самом начале первых лет Советской власти. Они были построены не вдали от населенных пунктов, а на месте древних поселений, поныне носящих названия Анжи и Тарки, даты первых упоминаний которых восходят к далеким VII-VIII векам. Жители дагестанской столицы могут гордиться древностью своего города, ведь он упоминался под своим старым названием еще 12-13 столетий назад, в качестве города со своей крепостью, в которой пребывал хазарский царь.
В заключение хочу привести в качестве аналогии следующий факт. Нынешняя столица Российской Федерации – Москва – упоминается под своим названием (в модификации «Москав») на страницах русской летописи впервые в 1147 году – в качестве небольшой деревни, а стала городом – в XIII веке… И Москва не сразу строилась в качестве города.
Гасан ОРАЗАЕВ.
ЛИТЕРАТУРА
Абдуллаев М.А. Очерки по истории Губдена. Махачкала, 2002.
Акташы Мухаммад Аваби. «Дербенд-наме»: тексты и комментарии (на кумыкском, английском и русском языках) / Науч. ред., сост. и авт. предисловия Г.М.-Р. Оразаев. Махачкала: ИД «Дагестан», 2014.
Алиев К.М. И причастность, и ответственность // «Даг. правда», респ. газ. от 5.03.1989 г.
Алиев К.М. Кумыки с древнейших времен до наших дней: (Хронограф). Махачкала: ИД «Дагестан», 2014.
Алиев К.М. Таргу-наме: Лексикон. Махачкала, 2001.
Атаев Б. Гьайдакъ къумукълар // «Ёлдаш», респ.газ. от 5.01.2001 г. (на кумык. яз.).
Атаев Б. Таргъу (Тарки) // «Махачкалинские известие», газ. от 11.09.1992 г.
Ахметьянов Р.Г. Общая лексика духовной культуры народов Среднего Поволжья. М., 1981.
Булгарова М.А. Ногайская топонимия. Ставрополь, 1999.
Гаджиев Б.И. Дорога на Гуниб. Махачкала: Дагучпедгиз, 1968.
Гадло А.В. Страна Ихран (Ирхан) дагестанской хроники «Дербенд-наме» // Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии. Орджоникидзе, 1984.
Ган К.Ф. Опыт объяснения кавказских географических названий // СМОМПК. Вып. 40. 1909. Отд. 3.
Гейбуллаев Г.А. Топонимия Азербайджана. Баку: Элм, 1986.
Гусейнов Г.-Р.А.-К. Князь Султан-Мут и западная (Кабарда и Балкария) ойкумена кумыкского фольклора // КНКО – Вести. Вып. 12-14. Махачкала, 2006-2007.
Гусейнов Г.-Р.А.-К. Об ойкониме Анжи // КНКО – Вести. № 8-10. Махачкала: КНКО, 2002/2003.
«Дербенд-наме» на языках народов Дагестана / Авт. проекта и науч. ред. Г.М.-Р. Оразаев. Сост. Д.М. Маламагомедов. Махачкала, 2012.
Древнетюркский словарь. Л., 1969.
Кадыров А.М. Тайны истории древней крепости Анжи-кала // Вестник тюркского мира. № 1 (3). Махачкала. 2011. С. 67-72.
КК. – Кавказский календарь на 1885 год. Тифлис, 1884.
Комаров А. Списки населенных мест Дагестанской области. Т. I. Ч. II. 1869.
Комри Б., Халилов М. Словарь языков и диалектов народов Северного Кавказа. Лейпциг-Махачкала, 2010.
Константинова Ц. Топонимията на Казанлъшка. Велико Тырново, 2008 (на болгар. яз.).
К[остемеров]ский [И.С.] Петровское // Кавказ. Тифлис, 1856. №№ 72-73. (Перепеч. в респ. газ.: «Ёлдаш» от 10.02.2006. С. 13).
КЭС. – Кумыкский энциклопедический словарь. Изд-е 2 / Сост. и гл. ред. К.М. Алиев. Махачкала, 2012.
Магомедов Р.М. Дагестан: Исторические этюды: Махачкала, 1971.
Манас: Киргизский героический эпос. Кн. 1. М., 1984; Кн. 2. М., 1988.
Оразаев Г.М.-Р. К древней тюркской топонимии Дагестана: Интерпретация хазарского ойконима Анжи (ныне г. Махачкала) // Средневековый Восток. Проблемы историографии и источниковедения. Баку: Изд-во «Элм», 2015. С. 231-246.
Оразаев Г.М.-Р. Об интерпретации Д.-М. Шихалиевым некоторых северокавказских онимов // Этнокультура народов Северо-Восточного Кавказа середины XIX века: к 200-летию со дня рождения ученого-этнографа Д.-М. Шихалиева (Шейх-Али) / Сост. М.-Р.А. Ибрагимов. Махачкала: «Абусупиян», 2015. С. 76-104.
Петрушевский И.П. Земледелие и аграрные отношения в Иране в XIII-XIV вв. М.-Л., 1960.
Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. СПб., т. I, 1893.
Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. М., 1974.
Ханмагомедов Х.Л. Тюркская топонимия Дагестанской АССР / АКД. Баку, 1979.
[Шихалиев Д.-М.] Рассказ Кумыка о кумыках // Кавказ. Тифлис, 1848. № 40. (Переизд. в кн.: Этнокультура народов Северо-Восточного Кавказа середины XIX века: к 200-летию со дня рождения ученого этнографа Девлет-Мирзы Шихалиева (Шейх-Али) / Сост. М.-Р.А. Ибрагимов. Отв. ред. Г.М.-Р. Оразаев. Махачкала, 2015).
ЭС. – Энциклопедический словарь. Т. XXXIV-A (68). СПб., 1902.
