События, связанные с назначением В.А. Васильева врио Главы РД, новых руководителей в Правительстве, в Прокуратуре РД, возможно, и в Верховном суде республики, из лиц «со стороны», арестами известных лиц во власти, взбудоражили не только политическую элиту Дагестана. Население республики находится в ожидании перемен, так как эти события затрагивают интересы всех граждан Дагестана.
Во-первых, борьба с коррупцией. Большая часть населения РД, как показывают отклики в СМИ, с одобрением отнеслась к этому начинанию. Вряд ли кто из чиновников рад присутствию в РД 38 московских прокуроров. Несколько арестованных из верхних эшелонов власти – это малая доля из огромного числа коррупционеров в Дагестане. Заслуга Васильева в том, что он начал этот процесс. Если быть точнее, все начиналось в Москве. Р.Г. Абдулатипов тоже «начинался» в Москве, но надежд Москвы не оправдал. Кремль неоднократно пытался решить эту проблему, опираясь на самих дагестанцев. Ничего не получилось.
Коррупция в Дагестане – это не только дагестанская проблема, в немалой степени это проблема российская. Дагестан уже много лет является дотационной республикой, у которой бюджет почти на 70% – это деньги из федерального центра. Как показали проверки, немалая часть этих денег исчезает в карманах чиновников. В условиях жесткой внешнеполитической конкуренции, главным звеном которой является экономика, принимаемые Кремлём меры соответствуют экономическим и политическим проблемам современной России. В. Васильев намерен действовать в этом русле.
О важности решения проблем коррупции говорят и результаты социологических опросов в республике. 75% опрошенных дагестанцев заявили о том, что имеют коррупционный опыт, т.е. брали или давали взятки. Когда я выступал с докладом по данному вопросу перед студентами и преподавателями ДГТУ, из зала кто-то выкрикнул: «Остальные 25% врут!» Это было давно. Ситуация с тех пор только ухудшилась. Меня удивляет тот факт, что, по социологическим опросам, более 90% представителей этнических мусульман ходят с четками в руках и считают себя верующими. В то же время они не склонны придерживаться исламских норм в этом вопросе. Почему решением этой проблемы должны заниматься люди другой, не мусульманской культуры – В. Васильев и прокурор РД Д. Попов, 38 московских прокуроров? Почему исламское сознание в данном вопросе не работает на пользу общества и государства, да и самого ислама?
Во-вторых, какая-то часть населения РД, не будем уточнять какая, хором заговорила о пантюркизме: Васильев – казах, Здунов – татарин, Шихсаидов – кумык. Необходимо сказать, что вопрос о пантюркизме никогда полностью не сходил с политической повестки антикумыкски настроенных националистов Дагестана. Могу сказать, что он проявляет себя даже в «научной» литературе современного Дагестана. Мне и моим коллегам не раз приходилось при обсуждении подобных работ в Институте истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН резко высказываться по поводу фальсификации истории кумыков. Новые назначения в Правительстве РД – новый повод для тех, кто, используя термин «пантюркизм», хочет решать свои задачи не национального, а националистического характера. По их мнению, в Дагестане пантюркизм победил, необходимо с ним бороться.
В действительности у нас произошло нечто иное. Во-первых, к нам пришли люди с незапятнанной биографией, успешной карьерой в важных государственных должностях. Во-вторых, это кандидатуры, одобренные В. Путиным. С трудом верится, что Президент РФ среди всех прочих главной поставил перед В. Васильевым задачу пантюркизации Дагестана. Шесть лет назад В. Путин опубликовал программную статью «Россия: национальный вопрос», где он четко определил свое отношение к этническим и религиозным ценностям в российском государстве: «Нам необходима стратегия национальной политики, основанная на гражданском патриотизме. Любой человек, живущий в нашей стране, не должен забывать о своей вере и этнической принадлежности. Но он должен прежде всего быть гражданином России и гордиться этим. Никто не имеет права ставить национальные и религиозные особенности выше законов государства» («Независимая газета», 23 января 2012 г.). Ни пантюркизмом, ни «аваризмом», ни «даргинизмом» здесь и не пахнет. Может быть, пантюркизм в том, что республика в решении экономических проблем будет ориентироваться на опыт Татарстана? Так ведь Татарстан является лидером в решении этих проблем. Почему бы нам не брать пример с тех, кто умеет решать свои проблемы?
Москва никогда не согласится с проявлениями национализма этнических меньшинств. Она с трудом справилась с этим явлением в самом Татарстане в 90-е годы прошлого века. В то время татарское национальное движение («Татарский общественный центр») было самым мощным проявлением национального духа в современной России. Москва боится развития тюркизации самого Татарстана не только в политическом, но и в культурном смысле. Некоторое время назад татары, прочитав в Законе о языках народов Российской Федерации (25 октября 1991 года N 1807-1) статью о том, что «Российская Федерация гарантирует всем ее народам, независимо от их численности, равные права на сохранение и всестороннее развитие родного языка…» (ст.2, п. 2), решили развить свой язык переходом к латинице, так как она лучше, чем кириллица, подходила к выражению его фонетического строя. В российский закон о языке тут же были внесены изменения, преодолеть которые оказалось невозможно. Россия в отношении Татарстана проводит политику сдерживания. Еще один Татарстан в лице Дагестана, даже в проявлениях культурной пассионарности, Москве не нужен. В этом смысле пантюркизм в современном Дагестане – это не более чем фантазии лиц, насмерть перепуганных наличием мощной тюркской культуры в России. В действительности никакой пантюркизм Дагестану не грозит.
Тем не менее перед В. Васильевым стоит непростая задача учета национальных интересов отдельных дагестанских народов, этносов. Его заявление о том, что он не будет вообще обращать внимание на национальный фактор в решении кадровых вопросов («никаких национальных привилегий, а будем руководствоваться только профессиональными показателями работников), хорошо тем, что оно полностью соответствует Конституциям РФ и РД, где говорится о доминировании прав человека относительно других субъектов деятельности (этносов, других социальных групп, коллектива). Но этносы существуют. Они в Дагестане имеют достаточно высокий уровень национального самосознания. У них есть свои права и целый клубок проблем межэтнических взаимоотношений. В Дагестане есть свои давно сложившиеся традиции их реализации, в частности, в кадровых вопросах. Более того, в Концепции кадровой политики Республики Дагестан, принятой около 20 лет назад, в решении кадровых вопросов отмечена необходимость учета интересов составляющих республику этносов. Полностью игнорировать это обстоятельство, тем более человеку «со стороны», будет нелегко. В этом вопросе В. Васильев найдет мощное противодействие своей политике.
В-третьих, перед В. Васильевым стоят и другие не менее сложные задачи. Москве нужно не только то, чтобы Дагестан перестал быть тяжёлой ношей для федерального бюджета, ей нужно, чтобы Дагестан был территорией мира и согласия. Это важно не только с точки зрения решения внутрироссийских проблем, но и внешнеполитической безопасности. В этом смысле решение проблем межконфессиональных взаимоотношений в республике – задача не менее сложная. Вот уже почти тридцать лет они волнуют и общество, и государство. Сначала мы имели ваххабитов, потом «лесных братьев», далее – игиловцев. Сейчас появляется нечто новое. Во-первых, мы должны устоять как против тех, кто будет возвращаться из Сирии, так и против тех, для которых дорога в ИГИЛ уже закрыта. В деятельности ИГИЛ (запрещенная в РФ организация), по информации директора ФСБ А. Бортникова, приняли участие более 4000 экстремистов из Дагестана. Дагестанское исламское воспитание постоянно воспроизводит у части молодежи радикальное исламское сознание. И это не только под влиянием радикальных исламских групп, но и в среде так называемого традиционного ислама. Например, по социологическому опросу, проведенному в 2016 году, 4,8% молодежи говорит о своей поддержке ИГИЛ (старшее поколение – 2,0%). В общей выборке заявивших, что они могут по тем или иным причинам оказаться в рядах воюющих на стороне ИГИЛ, оказалось 2,7%. Наибольший показатель у возрастной группы от 25 до 30 лет – 11,8%. Именно эта группа больше других и была представлена в ИГИЛ. Но что должно быть причиной беспокойства – в исламских учебных заведениях таких оказалось в разы больше, чем в светских. Это при быстро развивающейся системе исламского образования республики.
То, что произошло в Кизляре 18 февраля, – новое явление в ряду экстремистской деятельности в Дагестане. Конечно, в Кизляре были события 1996 года, которые дагестанцы хорошо помнят. Но тогда больше имели место внешние силы, в том числе и зарубежные. В прошлом было и такое, что некоторые преступные группировки выживали русское население из обжитых мест. Экстремисты, взрывая дома в Буйнакске, Каспийске, особо не выделяли русских и нерусских. В целом мусульмане и православные в республике жили в мире и согласии. Если произошедшее 18 февраля не случайное явление, то мы уже находимся на пороге новой большой беды, хотя то, что уже произошло, иначе как бедой не назовешь. В то же время я склонен думать, что в событии 18 февраля было много ожидаемого. У меня немало фактов социологических исследований, которые подтверждают это. Скажу об одном. Более 20 лет назад мы задавали дагестанцам вопрос: с каким народом они хотели бы жить, если рядом не окажутся представители своего народа? Нас очень удивило, что около 50% дагестанцев указали на русского человека. «На своих» и других указали в пределах 6-8 процентов. Сегодня процент желающих жить с русским человеком резко снизился – всего 14%. А у молодежи этот показатель еще меньше, что говорит о негативной тенденции. Очень важен другой показатель того же опроса: ни один студент исламских учебных заведений республики не захотел при указанных условиях жить с русским человеком. Событие в Кизляре считаю продолжением этих господствующих в исламском сознании нашей молодежи настроений.
Когда в светских вузах кафедры религии меняют на кафедры теологии, когда в светской республике мечетей и молельных домов становится в два раза больше, чем общеобразовательных школ, когда закон определяет назначение светских школ в РФ как «оказание образовательных услуг» без каких -либо обязанностей в светском воспитании детей, когда государство со светской Конституцией все больше погружает общество в религиозный лексикон мышления, а затем хочет решать светские задачи, причины происходящих событий становятся понятными. Я не думаю, что В. Васильеву удастся эту проблему решить. Кизляр – одно из проявлений того негатива, что мы накопили за много лет. От В. Васильева, как и от любого отдельного человека в Дагестане, мало что зависит в окончательном решении этой проблемы. Мы не имеем научно обоснованной стратегии, идеологии противодействия экстремизму и терроризму в стране.
Заид Абдулагатов,
зав. отд. социологии Института ИАЭ ДНЦ РАН
