Почему эндиреевцы не оказались в Париже?

Эта история, больше похожая на увлекательный детективный роман, случилась в самом начале XIX века, почти невероятное, но тем не менее вполне достоверное событие.

В июне 1812 года французский император Наполеон Бонапарт вместе с огромным полчищем пересек реку Неман и вторгся в пределы Российской империи. Рус- с­кие войска с тяжелыми боями отступали к Москве. Весть об этом, конечно же, дошла и до Кавказа. Именно в это время в Георгиевск, бывший тогда центром Кавказской губернии, приехал из Петербурга молодой офицер в конногвардейском мундире. Это был поручик Соковнин, флигель-адъютант царя, который представил начальнику здешнего края генералу Портнягину открытое предписание, повелевавшее ему сформировать конный полк из представителей местных горских народов и следовать с ним в действующую армию.

Обладая блестящей наружностью и прекрасным образованием, Соковнин сумел расположить к себе кавказское начальство, и де­ло пошло вперед быстро и успешно. Вице-губернатор Врангель немедленно отпустил Соковнину значительную сумму денег, а генерал Портнягин сам ездил по владениям и благодаря своему влиянию успел склонить многих князей вступить в ополчение. Первыми на сборное место в Георгиевск явились кабардинские князья Бековичи-Черкасские, Арслан-Герей – последняя ветвь древнего крымского ханского рода, а также эндиреевский бий Албури Ибрагим Аджиев, который привел с собой отборный конный отряд в сто сабель. Красивые, стройные, одетые в кольчуги, они представляли собой замечательное зрелище, и, глядя на них, можно было без всяких колебаний сказать, что никакая кавалерия на свете не устоит против их сокрушительного удара.

К сожалению, все это громкое дело рассеялось как дым, и весь сбор этих рвавшихся в бой лучших кавказских наездников оказался простой фантазией чрезмерно пылкого молодого воображения. В то время как Портнягин и Соковнин ездили по крепостям да аулам, один из советников казенной палаты стал сомневаться, чтобы такое важное дело, как формирование кавказского ополчения, могло быть поручено столь юному офицеру, и послал донесение министру полиции. Ответ министра произвел невообразимую суматоху в Георгиевске. Из Петербурга уведомляли, что Соковнин – самозванец, что он ни от кого никаких поручений не имел, все его предписания ложные и что его следует немедленно арестовать и отправить под караулом в столицу.

При аресте Соковнин объяс­нил, что его настоящая фамилия Медокс, что он англичанин, родившийся в Москве, где его отец был владельцем московских театров, а сам он всего лишь корнет, числившийся в кавалерии. На допросах Медокс-Соковнин хладнокровно объявил, что знает, какая судьба его ожидает, но однако не теряет надежды на возможность оправдаться, так как намерения его были самые честные. Денежная отчетность действительно велась им с большой аккуратностью и добросовестностью. Никто не мог упрекнуть его в том, что он хоть одну казенную копейку истратил на личные потребности. Напротив, следствием было выяснено, что он на это дело потратил даже свои последние доставшиеся ему от отца три тысячи руб­лей. А это по тем временам весьма немалые деньги.

«Я хотел услужить Отечеству в смутные времена, — сказал он генералу Портнягину, — и если нарушил закон, ничего не делал против своей совести. У меня не было никаких своекорыстных целей. Кавказцы готовы к походу, и я советовал бы не распускать их».

По окончании следствия Медокс был отправлен в Петербург и заточен в Петропавловскую крепость, а последовавший затем суд отправил его на долгие годы в Сибирь на каторжные работы.

Эта история ещё долго была предметом для рассказов в Кавказской армии. Остается лишь сожалеть, что горские эскадроны были распущены. Если бы стремления молодого человека действительно претворились в жизнь, то нет никакого сомнения, что среди гордо гарцующих русских кавалеристов перед знаменитой малой Триумфальной аркой поверженного Парижа в марте 1814 года мы увидели бы и эндиреевских всадников.

Алав АЛИЕВ

Подпись под фото: Русская армия вступает в Париж (источник: Wikipedia.org)