Сто лет печали и радостей сто лет
Я в журналистике почти без малого 40 лет и, как говорится, по долгу службы бывал во многих уголках нашей республики и встречался с разными людьми. Какие-то быстро забылись, будто и не было их вовсе, а иные даже спустя годы снова и снова всплывают в моей памяти и волнуют душу. Среди этого многоголосья вновь и вновь слышу тихий, завораживающий голос Ханзы Апай Султановой из Кяхулая, словно мы виделись только вчера. Я не задавал ей никаких вопросов, включил диктофон и молча слушал:
— Как-то ко мне забежала соседка Патив. Вся такая раскрасневшаяся, запыхавшаяся. Ну, думаю, раз пришла, значит, есть какая-то нужда. Я человек терпеливый и готова выслушать каждого, кто приходит ко мне со своей радостью и бедой. Ну вот Патив мне и говорит: «Ханза, тебе исполнилось 105 лет, даже поверить трудно. В селе уж давно не осталось твоих ровесников. Скольких родственников ты уже проводила в мир иной, да простит Аллах им грехи. Как же твое сердце сумело все это выдюжить?»
Больно ранили меня эти слова. «Уж не каменное ли сердце у тебя, Ханза?» — хотела она мне сказать. Ничего я ей не ответила. Если бы она знала, сколько горьких слез я выплакала за свою долгую жизнь. Уходят близкие мне люди, а я живу и живу. И не знаю, почему Всевышний даровал мне столькие лета. Когда обижают детей, они хоть в слезах находят утешение, а что делать нам, старикам, я, честно говоря, не знаю. Может быть, в мире и есть лекарство, которое оберегает от злого слова, но я о таком не слышала. Но много раз была свидетелем, когда из-за слова проливалась кровь.
Я не жалуюсь на здоровье, ни разу в жизни не была в поликлинике и не обращалась к врачам. Если чувствовала недомогание, всегда лечилась травами родной горы Тарки-тау. Только вот в последнее время глаза стали подводить. Тут уж без очков никак не обойтись. Хотя это не мешает мне выращивать огурцы и помидоры на огороде.
На моем долгом веку судьба сводила меня с разными людьми. Больше всего не люблю лгунов и хвастунов. Когда человек начинает бахвалиться или врать, я это сразу же чувствую и пытаюсь наставить его на путь добродетели.
Не стану рассказывать вам о своем детстве и юных годах, ничего отрадного в нем не было. Я рано осталась без отца и матери, и жизнь мне не казалась сладким мёдом. Потом революции, бесконечные войны и море пролитой людской крови…
Когда я стала женой Джабраила, я была младше мужа на 8 лет. У нас долго не было детей. И тут у близких родственников скончались родители, и дети мал мала меньше, их было семеро, остались одни. Мы их приютили у себя. Хотя всю заботу о сиротах мог взять на себя другой наш родственник Атак-Гаджи. Толстосум, богач, владелец домов и гостиничных дворов в Анжи, Темир-Хан-Шуре, да и дом его в нашем селе Кяхулае мог вместить не один десяток бездомных детей. Денег у него — куры не клевали, но был большой скупердяй и удавился бы за копейку.
Так мы и жили, не зная, что уготовила нам судьба. Открылся первый колхоз в нашем селе, я стала бригадиром овощеводческой бригады. В 1939 году нас за высокие трудовые достижения пригласили в Москву на выставку ВДНХ, вручали медали, даже в «Правде» о нас писали.
Но нежданно пришла большая беда, нагрянула война. Магомедсалих, Солтан, Нюрютхан, тех, кого я растила, ушли на фронт. Самый млад-шенький, Гаджи, учился в Каспийском ФЗУ. Надеялась, что хотя бы он останется со мной. Но война, будь она проклята, не знает жалости…
В апреле 1944-го нас выселили в чеченское село в Хасавюртовском районе. Зачем, почему, понять не мог никто, да и сейчас вам об этом не скажут всю правду. Засеянные пшеницей поля колхоза, виноградники, конюшни и коровники остались без присмотра, и от них в скором времени мало что осталось. Но сломить нас было трудно, мы в своей истории и не такое видали. Быстро наладили жизнь на новом месте и снабжали фронт мясом, молоком, шерстью… и ждали своих родных с войны.
Победа уже была совсем близка, когда мы получили письмо от Солтана: он ранен и лежит в госпитале в Грозном. Невестка и я, бросив все дела, поспешили туда. Казалось бы, Грозный рядышком, но шла война и добирались мы до места с большими трудностями и долго. Увидеть Солтана нам не удалось. Не долечив раны, он опять ушел на фронт. «Из меня врачи вынули 18 осколков, вернусь, покажу», — писал Солтан. Он погиб за неделю до Победы при штурме Одера.
Минула война, вернулся Магомедсалих, потом Гаджи, в одном из боев он потерял ногу. Много трудностей было в нашей жизни, но мы ни на что не жаловались. Сажали кукурузу, держали коров и выращивали сады. Была своя мельница… Я никогда в жизни не покупала на базаре фрукты, помидоры, огурцы, зелень… Все свое… Я и сегодня с тяпкой выхожу в сад и для внуков готовлю вкусные варенья.
Дети мои уже давно поседели, Магомедсалиху 80 лет, дочери Хаве больше 70. У Дагира, Зарипат, Апав есть внуки. Они носят имена тех, кто ушел из моей жизни. Вернулись мои Гаджи, Солтан, Джабраил, Сакинат, Рашитхан, Ирбайхан. Это они не дают высохнуть, увянуть моим жизненным корням. Так и живу, сынок, сто лет печалясь и радуясь сто лет…
- S. Почему-то большая часть моих светлых воспоминаний детства связана с дедушками и бабушками. Они и сегодня остаются для меня примером стойкости, смирения, заботы и любви. Как поколение, выросшее при керосиновых лампах, на долю которого выпало столько страшных испытаний, сумело сохранить чистые помыслы, доброту в сердце и милосердие в душе? Они умели радоваться тому редкому и малому счастью, тому хорошему, что выпадало на их долю. Сумеем ли так мы, живущие в совсем другую эпоху, в более сытое и обустроенное время? Вы знаете, у меня нет готового ответа. У них были смысл и цели, а есть ли они у нас?
В России зародилась прекрасная традиция «Бессмертного полка». Но почему там вместе с нашими дедами мы не видим портреты наших бабушек? Разве без них, без их вселенского терпения и героического труда мы сумели бы одолеть врага? Это надо помнить и на транспарантах писать: «Спасибо бабушке и деду за нашу славную Победу!».
Алав АЛИЕВ
