Из века в век перо проходит вброд,

Чтоб слог Поэта обрастал веками…

Дагестанская поэзия XX века знает немало замечательных имен. Обладая необычным поэтическим мастерством, неповторимой мощью художественного слога, они оставили яркий след в истории дагестанской, российской литературы. В этой плеяде имя Бадрутдина Магомедова занимает одно из достойных мест.

Бадрутдин не был обделен читательской любовью. Ибо поэзия в части влияния на умы людей своим поэтическим слогом обрела в Бадрутдине редкого по мощи и искусности овладения этим качеством художника.

Последние десятилетия во многом преобразили и перекроили облик российских, дагестанских читателей. Тем не менее стихи Бадрутдина сумели сохранить в их глазах свою притягательность. Источники ее можно было бы находить в неодолимой тяге автора к земле, природе, девственной естественности сельского бытования. Однако она одинаково характерна и для тех, кто никогда не отлучался от «лона природы», и тех, кому незачем компенсировать эту будь то действительную или кажущуюся «сиротливость» посредством стихов. Стихи Бадрутдина посвящены не одной природе, он писал прежде всего о человеке, о его прошлом и будущем, о его судьбе, печали и счастье.

Бадрутдин стремился зажечь в читателе веру в свет, отворить перед ним двери земных радостей, обездоленному участливым словом навеять надежду. Его поэзия с самих истоков устремлена к упорядочению хаоса в человеческой душе, к состраданию к человеку.
Главное в творчестве Бадрутдина – вера в человека, в красоту жизни.

Не будь добро людское зла сильней,

Земля не избежала бы распада.

И если б не разлад среди людей,

То был бы мир как райский сад Багдада.

Эти проникновенные слова раскрывают суть личности Бадрутдина, своеобразие его таланта и миропонимания.
Жизнь не раз испытывала поэта тяжелыми потрясениями, когда жизненный диссонанс и душевные коллизии, казалось, запутывались в неразрешимый клубок. В такие минуты перо его выводило:

Когда же станет в жизни нелегко,

Пускай удача осенит крылом,

И с дома начиная моего

Планета будет полниться теплом…

Стихи Бадрутдина даже в самых минорных тонах наполнены верой в благополучный исход, надеждой на счастье. Вслед за неизбывно тоскливым слогом проступают такие строки: «Жизнь моя, ввысь и ввысь ты над землей тянись». В них проглядывает нечто возвышенное, что указывает выход из мрачного лабиринта к свету. Гуманизм, человеческое участие, «раст-воренность» во всем живом красной нитью проходят через все творчество Бадрутдина.

Все свое детство он провел в родном селе Какамахи. С младенческих лет познал «блеск и нищету» деревенской жизни, «пропитался потом» нелегкого сельского труда. Сельские дали, проведение первой борозды, сенокос, ночное… Все эти вехи сельского быта, словно в анналах истории, глубоко запечатлелись в душе юного Бадрутдина.

Ранние стихи Бадрутдина насыщены запахами, наполнены разноцветьем и звуками. Слышится «ржание коня, словно песня», всходит «песнями посев над полем», «плачет струнами древний комуз». Вокруг «вселенная распахнута, как поле», «словно буйволы – в дальней дали – лунной полночью горы легли», «как красный бык перед покорным стадом, грядет рассвет перед идущим днем», «утро лижет спину Земли, как корова теленка». Его героиням-сельчанкам «чужды модные одежды и мечты о звонком серебре», они «и сами – золотые в неподкупной гордости своей», у них «ежевикой схвачены колени, икры исцарапаны стерней», «залегли в глубокие морщины их долготерпение и труд». Как видно, в стихах поэта переливаются все цвета радуги.
В ранних стихах Бадрутдин мифологизирует сельскую жизнь, с ней связаны его верования и самые сокровенные чувства. Поэт не просто живописует сцены из деревенской жизни, а словно древний жрец проповедует их, стремясь зажечь в душе читателя светлую и радостную искру жизни.
Однако за внешней умиротворенностью в его стихах смутно проступают и эсхатологические мотивы. В произведениях Бадрутдина немало сцен расставаний, поминок, во многих стихах образ могилы выступает у него символом бренности человеческой жизни, вечного упокоения.
Но во всех этих сложных жизненных перипетиях смерть в стихах поэта манифестируется не в качестве конца земного человеческого бытия, а как аллегория, как сожаление о несбывшемся счастье, которое тем самым заряжает его творчество благородными идеями человеколюбия, извечными ценностями человеческого бытия.

Ну а если настигнет смерть,

Будь бесстрашен перед бедой,

Чтобы даже и умереть

Осененным красотой…

Как ключевые атрибуты его поэзии через все его творчество проносятся милосердие, боль от несбывшихся человеческих надежд, мечта о человеческом благополучии, вера в человеческое счастье.

Одной из важнейших, стержневых черт поэзии Бадрутдина является нераздельность его бытия с жизнью народа. Приснопамятные призывы властей к литераторам «идти в народ»» для него никогда не служили «руководством к действию» в постижении «души народа». Отчий дом, родная земля одарили его мудростью, народным миросозерцанием, обогатили его миропонимание об истине и лжи, о счастье и горе, о добром и злом началах в духовной сущности человека. Она растворилась в нем вместе с «материнским благословением, породнившим небо с землей», с песнями и плясками родного края, со сказками, поверьями, пословицами и поговорками, из которых он пил «родниковую воду» своего творчества. Мастерски владея этим бесценным природным даром, он и сам стоял в ряду певчих в стоголосой народной песне, а многие его стихи стали подлинно народными песнями, песнями нежными и бойкими, печальными и привольными, впитавшими все многозвучие чувств и чаяний своего народа.
С первых же шагов в большую литературу Бадрутдин проявил самобытность литературно-художественной поэзии. Времена меняются, а вместе с ними менялся и поэт, год от года крепчал его талант.

Мужают, весомей становятся строки,

Теперь не согнуть их разящей грозой,

И в сложный узор многогранной эпохи

Вплетается жизнь виноградной лозой.

Самые разные литературные течения, с которыми Бадрутдину приходилось пересекаться, оставляли свой след в его творчестве. Однако корни его поэтического творчества залегают достаточно глубоко, и поэтому эти воздействия не могли внести ощутимых корреляций в его литературно-критические взгляды. Несмотря на варьирования «партийных идеологических направлений» в стране, на неоднократные смены разных «измов», его творческая стезя не потеряла внутреннюю монолитность.

Всем своим творчеством Бадрутдин демонстрировал незыблемую связь художественного творения с природой, с жизнью человека, с любовью к Родине. Свою судьбу он неизменно отождествлял с судьбой Отечества.
Бадрутдин стоит в ряду ведущих кумыкских поэтов. Его произведения часто публикуются в газетах и журналах, немало издано его книг на кумыкском языке и в переводах на русский язык. Его имя известно не только в России, но и далеко за ее пределами.
И отнюдь не личностные побуждения являются вектором его творческих устремлений, а восприятие социальных проблем как своих собственных. Поэтому его стихи полны неподдельной гражданственности, о чем свидетельствуют эти проникновенные строки:

Мой мир – глаза моей любви,

Душа народа, голос правды,

И ощущать его в крови –

Нет большей для меня отрады.

Частое обращение к проблемам человеческой судьбы в творчестве Бадрутдина детерминировано поиском ответа на наиболее важные вопросы бытия: «В чем смысл человеческой жизни?» и «Какова ее конечная цель?»
Эта тема красной нитью проходит в его крупнейшем произведении – драматической поэме «Муки рая». В ней история божественного сотворения человека не является для Бадрутдина самоцелью, он не ставит перед собой задачу во всех подробностях «реконструировать» акт зарождения бытия. За строками поэмы в значительно большей степени прочитываются реалии нашей современности, нежели акты начала времен.
Особое место в творчестве поэта занимает окрашенная в светлые и мягкие тона тема любви. Слова любовного признания в его стихах звучат как откровение, именно через это чувство человек раскрывает в себе самое прекрасное.
Сложное сплетение этих чувств под его пером находит блес­тящее раскрытие:

Что значит суетливый мир в сравнении с любовью,

С ее хрустальной чистотой и зовом широты?!

Как нищ и жалок человек, коль занят сам собою,

А у меня два счастья есть: ночная песнь и ты…

Здесь в каждой строке проступает искренность чувств и переживаний, оригинальность поэтического слога, великое «да!» любви.
В стихах последних лет поэта явственно слышится и минорная нотка. Рождена она, думается, мыслями о пережитом, о месте и предназначении художника в этом мире.

Эй, молодость, скажи, кто виноват,

Что так померк твой светоносный взгляд?

Пускай расскажет моя старшая сестра –

Твоя осенняя пора, ее ветра!

Это отнюдь не позёрство и не фразерство, не сетование и не игра в «проповедничество», а непреложная правда жизни, постижение неумоли-мости времени, осмысление моральной ответственности за свои творения.

Словно росинка, паду на лист,

Сверкающий как слеза.

Я перед Родиной также чист,

Какая б ни шла гроза.

Его творческий путь – это не погоня за славой или богатством, а многотрудное служение поэзии.
Читателя не может не завораживать художественный слог мастера, особенно неповторима пестрота его образных конструкций: река течет «густым родником молока из мараловых сосков», «звезды, как кукурузные зерна», тоска «полиняла, как истрепанный ветром флаг» и др.
В этом проявляется его необыкновенное душевное сближение с читателем, умение затронуть самую глубину его чувств, зажечь всю гамму его переживаний.

Впечатляет широта читательс­кой аудитории Бадрутдина. Его творчество отзывается в сердцах людей самого разного социального положения и возраста, самых разных идейных и жизненных устремлений. Объясняется это неповторимой многокрасочностью его художественного слова, в коем каждый читатель находит что-то свое, родное, соразмерное его мировосприятию и близкое по духу.
Многие произведения Бадрутдина философичны. В них нет готового ответа на вопросы, которые в них поднимаются. Это дает свободу воображению, посредством которого читатель обретает возможность домысливать слово мастера сообразно своему умонастроению.

Из века в век перо проходит вброд,

Чтоб слог Поэта обрастал веками.

Вот стук дошел и до моих ворот:

К несчастью иль добру? Судите сами…

Поистине «нет пророка в Отечестве своем»! Бадрутдин, будучи официально не отмечен высоким званием народного поэта, по праву им является уже долгие годы.
«Все боится времени, а время боится пирамид» – гласит арабская пословица. Осталось в истории много радостных и печальных событий, пережитых поэтом, и сам он в мире ином. Однако стихи его не забываются. И для каждого читателя, от мала до велика, Бадрутдин остается близок и дорог, потому что не иссяк родник, вскормивший его поэзию, родник, в котором течет народная любовь и человеколюбие.

Мурат АСКЕРОВ,

кандидат философских наук,

поэт, переводчик