Он был светлым человеком

В 1960 году Комитет по телевидению и радиовещанию Дагестана объявил конкурс на место диктора для передач на кумыкском языке. Я был одним из тех, кто тоже участвовал в этом конкурсе. Нам, пятерым молодым людям из кумыкских районов и городов, дали 5 одинаковых текстов для чтения перед микрофоном. По завершении чтения нам сказали, что оценки будут объявлены в 5 часов вечера. Время, которое я провел в ожидании этого часа, мне показалось вечностью. Наконец мы, пятеро претендентов на почетную вакансию, вошли в кабинет председателя комитета, народного поэта Дагестана Аджиева Анвара Абдулгамидовича.

Я был неплохо знаком с поэзией Аджиева по его книгам, по публикациям в газетах и журналах, многое из прочитанного помнил наизусть… Но крупнейшего мастера поэтического кумыкского слова я в тот день увидел впервые. Конечно, мы все очень волновались. Но, как оказалось, напрасно.

Анвар Абдулгамидович встретил нас, не важно восседая в своем кресле, а подошел к нам с приветливой улыбкой и поздоровался с каждым за руку, расспросил о делах и здоровье.
Мы вместе с Анваром Абдулгамидовичем сели перед конкурсной комиссией. Один из членов комиссии, старший редактор передач на кумыкском языке Джанболат Абдурахманович Бекмурзаев, разъяснил нам, сколь почетна и ответственна профессия диктора.

Потом председатель комиссии Анвар Аджиев очень тактично, стараясь не задеть ничьего самолюбия, стал объявлять оценки участников конкурса. Победителем оказался я… Он пожал мне руку и поздравил с вступлением в новую ответственную должность, пожелал успехов на новом поприще. И началась моя деятельность диктора Кумыкского радио.

Ветеран Великой Отечественной войны, редактор детских и юношеских передач, известный поэт Абсалам Атлыевич Аскерханов был очень уважаемым членом нашего коллектива. Он частенько болел, видимо, сказывались старые боевые раны… Если эти приступы совпадали с днем командировки, то он обычно обращался ко мне, и я, повесив на плечо магнитофон, отправлялся в школы в кумыкские селения, в пионерские лагеря, расположенные в предгорных селах Буйнакского района. Таким образом в свои молодые годы я побывал во многих школах и пионерских лагерях, сделав много радиопередач.

Но бывало, что работе я посвящал и свои выходные дни, отправляясь в мое родное село Нижнее Казанище, где сделал немало радиоочерков и радиорепортажей о передовиках производства и видных представителях интеллигенции.

Анвар Аджиев

Анвар Абдулгамидович, конечно же, видел мою работу. Он находил время послушать наши передачи. Он умел радоваться нашим успехам и достижениям, при этом мог указывать и на недочёты, но очень тактично: «Вам, дикторам, – наставлял он нас, – нельзя ни опоздать ни на минутку, ни ошибиться при чтении текста, ибо это приведет к тому, что вы потеряете доверие радиослушателя… Так что смотрите, будьте внимательны и ответственны». И я всегда помнил его наставление. Однажды после утреннего эфира он вызвал меня в свой кабинет. «Неужели я допустил какую-то ошибку?!» – терялся я в догадках, направляясь к нему. В кабинете, кроме Анвара Абдулгамидовича, был главный редактор Джанболат Абдурахманович.

«Я внимательно наблюдаю за твоей работой, – начал он издалека. – Мне по душе твои репортажи и другие передачи. Чувствуется, что у тебя есть тяга к журналистике. Но для того чтобы стать настоящим журналистом, надо получить высшее образование. В общем, мы хотим помочь тебе. Подготовим все необходимые документы и направим их в Азербайджанский университет на факультет журналистики. Будешь учиться за счет средств Радиокомитета. Ты согласен?».

Я был согласен. Мне казалось, что у меня выросли крылья за спиной. Однако, когда уже были собраны мои документы для поступления в вуз, пришла повестка из военкомата. Поэтому пошел в армию. Когда я вернулся из армии, Анвар Абдулгамидович уже не работал в комитете, перешел на другую должность. Я также решил не возвращаться на старое место и забрал трудовую книжку.
Сегодня, по прошествии 60 лет с той поры, я с большим уважением вспоминаю имя Анвара Аджиева. Его необычайно спокойный, степенный характер, соединение глубокого ума, порядочности и культуры были и остаются для меня образцом и примером. И, думаю, не только для меня…

Шутка от Аткая

В 80-е годы прошлого столетия я работал на ответственной должности Махачкалинского рыбоконсервного комбината. Однажды раздался звонок телефона, и секретарь директора предприятия сообщила мне, что звонил народный поэт Дагестана Аткай Аджаматов и спрашивал обо мне. Признаться, я очень разволновался и, желая прояснить ситуацию, позвонил моему коллеге по перу, заведующему отделом культуры газеты «Ленин ёлу» Ахмеду Джачаеву. Он сразу же сориентировался в ситуации и сказал, что Аткай звонил неспроста… «Думаю, что тебе надо встретиться с ним… Сходи к нему прямо домой, он живет в Доме писателей, что находится рядом с площадью Ленина…».

Я так и поступил. Но, решив, что с пустыми руками явиться к аксакалу дагестанской литературы как-то нехорошо, я прихватил с собой несколько банок сардин в оливковом масле, выпускаемых нашим комбинатом на экспорт. С этими гостинцами я и пошел к Аткаю. Вспоминая давний визит, я по сей день удивляюсь тому, в каких стесненных жилищных условиях жил поэт, известный не только на весь Дагестан, но и на всю Россию. Эти четыре стены были и его кабинетом, и спальней, и библиотекой. В этом более чем скромном жилище встречал Аткай и гостей из разных селений и городов Дагестана, а бывало, что и из-за рубежа… После приветствий и коротких расспросов Аткай кивком указал мне на стоявший под окном плетеный стул. Присаживаясь, я бросил взгляд на стол и увидел на нем свежий номер газеты «Ленин ёлу», в котором были напечатаны мои стихи.

Аткай Аджаматов

«Вот оно что! – подумал я с тревогой. – Сейчас мэтр разнесет мои опусы в пух и прах…». Вдруг Аткай грудным голосом наизусть прочитал последнюю строфу моего стихотворения «Солдатская семья». Мы, поэты, в большинстве своем наизусть своих стихотворений не знаем, а те, что знаем, декламировать, как правило, не умеем… Поэтому я был поражен, что Аткай запомнил мои строки и так выразительно прочитал их на память…

Мы с Аткаем довольно долго беседовали о кумыкской литературе, о делах насущных, о жизни …Он очень любил юмор, шутку, острое словцо, однако никогда не переходил черту, за которой человек мог бы почувствовать обиду. Наконец я стал собираться домой. И тут он меня спросил: «У тебя нет случайно с собой твоих новых стихов?». Конечно, они у меня с собой были! Выходя из дома, я сунул в карман пиджака несколько листков с новыми стихами. Аткай, взяв новые стихи, сказал: «Если получится, позвони мне через неделю или дней десять».
Когда прошел указанный срок, я позвонил Аткаю.

– Магьаммат-Наби, – послышался знакомый голос, – ознакомился я с твоими творениями… Больше всего мне понравились эти… – тут он сделал паузу, – сардины в оливковом масле! До сих пор чувствую их вкус во рту… – в трубке раздался его раскатистый смех. Но продолжения шутки не последовало: он положил трубку. Честно сказать, я был в растерянности… Согласитесь, шутка не из самых безобидных. Однако я не принадлежу к людям обидчивым, а если и испытываю это чувство, то ненадолго. Так было и в этот раз…

Через несколько дней мне позвонил редактор литературного журнала, народный поэт Дагестана Магомед Атабаев. Он сообщил мне, что в редакцию приходил Аткай. «Он принес подборку твоих стихов со своим предисловием, – сказал Магомед. – В общем, напутствовал тебя в страну поэзии… Я пытался уточнить у него, зачем ему нужно было самому приходить в редакцию?! Он мог бы позвонить мне… я бы сам пришел и забрал бумаги…». «Доброе дело наполовину не делается, – возразил мне Аткай. – Я сам твердо следую этому правилу и другим советую поступать так же…».
И он быстро покинул редакцию. Эту мудрость от Аткая я запомнил навсегда… С тех пор, возвращаясь в памяти к временам, когда я делал первые шаги в поэзии, литературе, я вспоминаю этот курьезный эпизод с глубокой благодарностью и восхищением перед остроумием и благородством великого Аткая.

Стихи, смешанные с мукой

Мой жизненный опыт убедил меня, что людям, связанным с творчеством, тем более с поэзией, необходимо поддерживать тесные связи с другими служителями искусства. Лично я никогда не стеснялся обсудить с товарищами по цеху свои новые произведения. И всегда получал от этого удовлетворение и практическую пользу. Чаще всего я общался с народным поэтом Дагестана Ахмедом Джачаевым. Его точные замечания, советы, подсказки, которые он умел давать заинтересованно и тактично, неизменно помогали мне совершенствовать мои произведения, повышать мое творческое мастерство. Я также безмерно рад и благодарен судьбе за то, что она с самого начала моего творческого пути свела меня с народным поэтом Дагестана Магомедом Атабаевым. Его замечания и суждения бывали всегда удивительно ёмкими и меткими… Но этим эссе я хочу отдать дань памяти еще одному моему товарищу по цеху – Бадрутдину Магомедову.

Бадрутдин Магомедов

Вечерело… У меня в тот день гостили мои двоюродные братья Магомедзапир и Абзагир. Вдруг в наш небольшой, уютный дом в Махачкале приходит наш известный поэт с двумя друзьями. Стоит ли удивляться, что наши семейные посиделки превратились в оживленный литературный вечер.

Своими интересными рассказами, глубокими суждениями о поэзии Бадрутдин, как магнит, притянул всеобщее внимание к себе. Известный поэт прочитал несколько своих новых стихотворений, затем спел старинную кумыкскую песню-йыр, чем очень нас порадовал.

Бадрутдин обладал большим тактом и умел, как говорится, вовремя уйти… Он и его друзья стали прощаться. Мы вышли из комнаты и двинулись к выходу. Когда мы поравнялись с мешками муки, стоявшими в ряд у стены, я увидел, что Бадрутдин стал ощупывать верхний мешок, словно что-то искал на нём. Но он ничего не сказал, не пояснил свой жест и гости, попрощавшись, покинули наш дом. Смысл его действия прояснился позже…

Скажу, раз уж пришлось, к слову. В 90-е годы прошлого века моя супруга открыла малое предприятие, назвав его «Къумукъ аш» («Кумыкский хлеб»), где пекла и продавала вкусные кумыкские мучные изделия. Муку для выпечки мы хранили в проходе в жилые помещения. Причем здесь эти мешки, спросите вы? А вот причем.
Наутро мне позвонил Бадрутдин. «У меня с собой была стопка стихотворений, вложенных в газету «Ёлдаш», которые я собирался отнести в редакцию, – объяснил он мне. – Обыскал весь дом, на работе все перерыл – нет! Нигде не нахожу. Мне кажется, что я положил эту газету на мешки с мукой, что лежат в вашем доме», – закончил он, не скрывая огорчения. Я пошел к мешкам и тщательно исследовал их. Увы, ни газеты, ни стихов я там не обнаружил… О чём я с сожалением сообщил Бадрутдину. Прошло несколько дней, и вдруг я услышал радостный крик моей супруги: «Нашлись! Нашлись!..». Я сразу же понял, о чем идет речь. Оказалось, что Бадрутдин действительно положил газету со стихами на мешки с мукой, но бумаги завалились за мешки… Когда все мешки, кроме самого нижнего, были использованы, на нем и оказались бумаги Бадрутдина. Они лежали, покрытые густой мучной пылью. Я тотчас же позвонил Бадрутдину, спеша обрадовать его. Вскоре эти стихи появились на страницах газеты «Ёлдаш». Мы с супругой с удовольствием читали строки Бадрутдина и восторгались красотой его слога.

Перевел с кумыкского Багаутдин УЗУНАЕВ