Супиянат Магомедовна Мамаева родилась 13 февраля 1958 года в кумыкском селении Костек Хасавюртовского района ДАССР. Окончила Литературный институт им. М. Горького в Москве. Автор восьми поэтических сборников. Стихи Супиянат Мамаевой переведены на многие языки народов России и зарубежья. Ею переведены более десяти пьес для Кумыкского Государственного музыкально-драматического театра им. Алим-Паши Салаватова. Она заслуженный работник культуры Республики Дагестан.
Пользуясь юбилейной датой в жизни поэта и переводчика Супиянат Мамаевой, хочу поделиться с читателями своими впечатлениями от чтения её стихов, а также наблюдениями за её кипучей и ответственной организационно-творческой деятельностью как главного редактора кумыкского общественно-политического и литературно-художест-венного журнала «Тангчолпан».
Начну обзор её творчества с попытки войти в поэтическую, эстетическую сферу далеко не детского её стихотворения «Мир детства моего».
Создатель, ни единой запятой
В предписанном Тобой
Никто не вычел, не прибавил,
Незыблем свод путей твоих и правил…
Приведенное четверостишие наполнено духовностью, как и другие произведения С. Мамаевой: «Тоска», «Отчий дом», «Кто встречался на твоем пути», «Никто тебя не воспоет как я…», «Пусть говорят!» и др. Умелое и виртуозное применение автором стилистических фигур, различных речевых оборотов и конструкций в качестве компонентов художественной образности и выразительности служит для передачи настроения, усиления эффекта.
Между тем увлеченный основной темой своих исследований, я с досадой обнаружил, что мало интересуюсь современным литературным процессом, за исключением лишь некоторых известных поэтов и прозаиков, создавших свой художественный мир, и только от случая к случаю читаю произведения современных авторов…
Прежде всего отмечу, что одной из примечательных особенностей в истории дагестанской, в частности кумыкской, литературы XX и XXI веков является обращение женщин к литературному творчеству, то есть «женская» составляющая сегодня представляет собой значительный пласт нацио-нальной художественной словесности. Примерами этому может служить творчество У. Мантаевой, З. Атаевой, У. Джабраиловой, П. Абуковой, У. Ибрагимовой, С. Мамаевой, Ш.-Х. Алишевой, Дж. Керимовой, Г. Атаевой, А. Закавовой, Г. Омаровой, С. Бийболатовой, З. Атагишиевой и других. С уверенностью можно сказать, что все упомянутые мною и многие другие авторы при художественном выражении своего образного видения и понимании затронувших их сердца жизненных ситуаций индивидуальны, каждый из них имеет своего читателя.
Выступающие на юбилейном вечере Супиянат Мамаевой отмечали ведущие мотивы её творчества: тема родины, богатая бурными боевыми событиями и славными ратными страницами история, не менее насыщенная как общим морально-нравственным позитивом и нередко драматичная наша современность; лейтмотивы почти всех выступлений составляли близкие всем темы матери, дружбы, патриотизма, любви, родной природы, воспоминания детства, малой родины, её дорог и тропинок…
Первое, что как человека, имеющего определенное отношение к литературе и литературному процессу, в поэзии Супиянат Мамаевой мое внимание привлекает её умение художественно, образным языком, очень четко и точно выразить сущность одной из фундаментальных литературоведческих категорий – авторской эстетико-литературной позиции. Вот один чисто женский крик души из небольшого стихотворения «Нет ли конца…», в котором пронзительно звучит страх от артиллерийской канонады, нагрянувшей «на мои горы-долины», охватившей родину военной опасности:
Эй-ей-ей, эй-ей-ей,
Что делать, как мне быть,
Как мне народу песнь спеть?
Голуби курлычат, боясь в страхе прилететь
На крышу, где пули свинцовые свистят…
В процитированном фрагменте текста авторская позиция демонст-рируется очень своеобразным путём, как живое событие автора (поэта) и героя (голубя) – это во-первых, и во-вторых – путём воображаемого диалога автора с народом, как бы ожидающим исполнения повествователем, возможно, обещанной «песни». Далее следует особо выделить очень удачно найденную автором художественную ситуацию: с усилением интонации, с нарастающим накалом и на разный лад трижды повторяющийся вопрос: «что делать?», «как мне быть?», «как народу песнь спеть?» – это создаёт напряженный психологический рисунок. В данном контексте особенно примечательна следующая, построенная подобным приемом строфа, где ключевым, заглавным, кричащим злободневностью словом-вопросом «нет ли конца?» оформлены следующие строки:
Нет ли конца в мире войнам?
Нет ли конца?
Нет ли конца войне,
Нет ли конца?
На мой взгляд, из проведенного короткого анализа видно, как Супиянат Мамаева даже в маленьком стихотворном тексте проявляет авторскую позицию в рамках того или иного жанра. Это упрощает читательское восприятие. По большому счету, эти и многие другие нюансы творческого акта и составляют слагаемые таланта творящей личности. Подобное рассмотрение художественных приемов автора, техники выражения и изображения сюжетно-композиционных ситуаций, думается, позволяет говорить о масштабах и потенциальных возможностях Супиянат в образном видении картины мира. У меня складывается мнение о её фундаментальной, если можно так выразиться, технической учёбе ремеслу создания словесно-художественной конструкции. К слову сказать, и о редкой, на мой взгляд, сегодня в практике кумыкских поэтов композиционной завершенности разбираемого стихотворения-миниатюры: оно заканчивается начальным стихом произведения, так называемой «циклической конструкцией», используемой автором для особой акцентировки внимания на определенном объекте, явлении – «канонада пушек сотрясает мои горы-долины…», тем самым, как бы опровергая известное изречение «когда пушки стреляют, музы молчат», заставляет читателя находиться в тревожном оцепенении.
Моё внимание также привлекло стихотворение с исповедальным заголовком «Ты прости меня, мое перо», которое уже по своему названию свидетельствует о поэтической творческой программности, авторской манифестации его содержания. При этом надо сказать о том, что обращение к перу не только и не столько как к орудию письма, но как к культурно значимой парадигме, структурной единице человеческого сознания имеет длительную историю. В отмеченном плане слово перо («къалам») в переводе с арабского языка и в восточной литературной традиции и, естественно, Супиянат Мамаевой употребляется в значении вдохновения, дарованного людям Всевышним. Отсюда, по-видимому, и истоки того благоговейного чувства, которым дышит каждое слово, каждая строка этого интересного и по жанровой структуре, и по строфике, и по стилистике и другим изобразительно-выразительным параметрам произведения.
«Ты прости меня, мое перо» состоит из шестистрочных четырех строф с опоясывающим и внутренним рефренами и, наследуя традиции жанра «тюрки», по этим признакам, кажется, представляет собой в определенной степени новую стихотворную форму в современной кумыкской поэзии.
Структурно, как уже отмечалось, произведение состоит из исповедального обращения к Музе, и каждая его строфа «разрабатывает» определенную тему:
Ты прости меня, мое перо,
Если в жизненной суете и заботе
Нечасто твое лицо я лелею,
Помни, что я всего лишь девчонка,
Что красоту целует в мечтах,
Ты прости меня, мое перо.
Как видно из приведенного фрагмента произведения, в нем автор затрагивает проблему творчества, а именно – служенья музе, которое, по известному изречению А. С. Пушкина, «не терпит суеты». Вторая строфа свидетельствует о критическом отношении поэта к собственному творчеству, о её тревоге, что в созвездии ярких звезд она потеряет свои краски, может заблудиться, ибо она всего лишь «девчонка, что рвется соколом парить в небесах».
Особую, пожалуй, самую яркую, звёздную страницу поэтического мира Супиянат Мамаевой составляет тема любви, в песнопении о которой она, как мне представляется, в «женском» цехе поэзии чувствует себя «как рыба в воде» и не имеет сегодня себе равных. Удивление, непредсказуемость, постоянный внутренний, порой неудержимо рвущийся к возлюбленному, иногда горько-сладкий, часто острый драматический диалог «внутреннего человека» – важнейшие слагаемые её необычного таланта, которые требуют и ждут отдельного разговора.
Забит АКАВОВ,
профессор
