В монографии доктора исторических наук Юсупа Гусейнова рассматривается корреляция норм адата с мусульманско-правовой традицией у кумыков в XIX – начале XXI века. Она содержит систематическое изложение адатского и шариатского права на различные стороны семейного и общественного быта кумыков. В частности управления, судопроизводства, кровной мести, гостеприимства, внутрисемейных отношений, бракоразводных дел и т. д. Автором предпринята попытка исследовать роль царской империи на изменение правовой культуры кумыков в XlX–XXI веках.

 Предлагаем нашим читателям отрывок «Адат и шариат во внутрисемейных отношениях». Он будет интересен,  ведь 2024-й объявлен Годом семьи.

Что же представлял  институт семьи у кумыков в исследуемый период? Как отмечалось этнографом С. Ш. Гаджиевой, в XIX веке у кумыков сосуществовали два типа семей – большая и малая при численном доминировании последней. Перепись кумыкских селений иллюстрирует почти полное доминирование малой семьи, состоящей из 4–6 человек. Вместе с тем часто с домовладельцем и его семьей указывают их неженатых братьев или незамужних сестер. К такому же выводу о доминировании малой семьи у народов Дагестана пришел на основе богатого эмпирического опыта М. А. Агларов. Тем не менее нам приходилось слышать, что в период взимания подымной подати практиковались различные способы обойти ее, в том числе проживание большого числа близких родственников в одном доме или дворе. Кроме того, бесспорно, что ранее исследуемого нами периода больших, т. е. неразделенных семей, когда под одной крышей жили два-три поколения, было гораздо больше, что отражается в словосочетаниях ортакъ уьй («общий дом»), уллу ожакъ («большой очаг»), уллу агьлю и уллу хизан («большая семья»), бир къазан агьлю («семья, питающаяся из одного казана – котла»).

Экономической собственностью большой семьи являлись общая собственность на землю, скот и хозяйственный инвентарь. В Северной Кумыкии княжеские и салаузденские семьи вплоть до реформы 1860-х годов имели общую фамильную собственность, чем все больше тяготились индивиды, входившие в данную фамильную общину. Членам такой семьи приходилось терпеть произвол старших, опиравшихся на авторитет традиций. Д-М. Шихалиевым ещё в 1840-х годах было отмечено стремление узденей к выходу из родовой общины и получению  участка в частную малосемейную собственность, но данное стремление, по его словам, сдерживалось обязательностью при создании отдельного хозяйства ежегодной выплаты подати. При родовой собственности её ежегодно перераспределяли между хозяйствами внутри рода.

В дореволюционной литературе было принято архаизировать большую семью и «тухум» дагестанских народов, видеть в нем стойкий пережиток родовой общины. Наиболее развернуто данный тезис отстаивал М. М. Ковалевский. Развернутую критику подобных взглядов дали и другие ученые. Р. М. Магомедов ставил знак равенства между тухумом и большой семьей и считал их разными названиями одного и того же социального явления – семейной общины, а не рода. В отличие от него, М. А. Агларов не признавал господства большой семьи в XIX веке, приводя примеры преобладания форм малой семьи. Отчасти подобная инерция архаизации семейных отношений продолжалась в раннесоветской историографии, связывавшей распад большой семьи только с советскими преобразованиями  в 1920–1930-х годах. Дань им отдала и С. Ш. Гаджиева в работах  в 1950-х годах. Мы склонны объяснять данную точку зрения догматическим высказыванием И. В. Сталина о преобладании у народов советского Востока накануне Октябрьской революции патриархально-родового быта. Позднее под влиянием накопленного эмпирического опыта, личных наблюдений и анализа письменных источников С. Ш. Гаджиева пересмотрела свою прежнюю точку зрения и отнесла распад большой семьи к XIX веку.

По мнению Т. Н. Казибекова, большая семья распалась в XIX веке, и исследователи ее ошибочно путали с тухумом-патронимией, который он считает скорее территориальной, нежели родовой общиной, однако генетически связан с ней и является результатом ее сегментации. Основой тухума он считает общую собст-венность и идеологическую общность, а не кровное родство. Полное преобладание к началу XX века территориального-аульного самосознания над родовым отмечал на примере собственного селения Карабудахкент и Г. С. Федоров-Гусейнов.

По наблюдениям С. Ш. Гаджиевой, ко второй половине XIX века у северных (засулакских и терских) кумыков тухум (къавум) окончательно распался на фамилии. У предгорных, т. е. тарковских и южных-кайтагских кумыков, сельское хозяйство было сравнительно более трудоёмким, нежели на севере, и требовало больше рабочих рук, тухумы ещё существовали, но уже сказывалось стремление малых семей выйти из-под их опеки.

Об изживании института большой семьи и родово-общинных отношений свидетельствует распад фамилий, от которых отделялись их младшие ветки, а также поговорки: «Оразлыны ожагъы айры болур» («У счастливых очаг отдельный»), «Ортакъ уьйге от тюшсюн» («Пусть сгорит общий очаг, дом»), «Ортакъ сыйырдан, онгача бузав яхшы» («Чем иметь общую корову, лучше иметь собственного теленка»). Отметим, что, по собственным нашим наблюдениям, единичные факты нахождения трех поколений семьи под одной крышей могут быть объяснены не только патриархальным укладом как таковым, но и материальными причинами или необходимостью ухода молодых за стариками. Способствовала их распространению и эндогамия.

М. Вебер распад большой семьи и, шире, рода связывал с ростом производительности сельского хозяйства, что вполне согласуется с исследуемой эпохой, когда позаимствованные у русских, а позднее и у немцев фабричные стальные плуги, ранние сельхозмашины и более совершенная система мелиорации превратили Кумыкскую плоскость в житницу Северного Кавказа, торжество товарно-денежных отношений над натуральным хозяйством.

Тем не менее даже после распада института больших семей, после распада тухумов семья как таковая продолжала оставаться главной социально-экономической и морально-психологической ценностью. Преступления против семьи считались самыми серьёзными. Кровная месть также воспринималась не как наказание за убийство отдельного индивида, а как ущерб, нанесенный всей тухумной общине. Действительно, если всматриваться в вопрос о роли адатных и шариатских норм в семейном быту кумыков исследуемого периода, то станет очевидным, что почти все стороны внутрисемейных отношений были четко регламентированы писаными и неписаными нормами адата и шариата. Именно в рамках семьи и тухума происходила первоначальная социализация подрастающих поколений. К этому специфическому институту вполне приложимы слова советского медиевиста                    А.Я. Гуревича: «Личность не мыслилась обособленно от группы, к которой она органично принадлежала. Институт родовой, семейной чести был своеобразной школой воспитания личного достоинства индивидов».

Адаты кумыков определяли нормы поведения каждого члена семьи, подчеркивая особый статус главы семьи. «Порядочные жены не ели при мужьях и даже воды не пили на их глазах», – отмечал автор суровость патриархального быта. Кумыкские адаты порицают проявление мужем любви к жене и детям при посторонних. В старину мужчине нельзя было появляться вне дома со своим ребенком на руках.

Специальная этнографическая литература, фольклор кумыков, полевой материал свидетельствуют о традиционном патриархальном укладе семейного быта кумыков. Любое указание главы семьи должно было быть выполнено незамедлительно. Авторитет отцов был беспрекословен и сравнивался с властью судьи: «Ата уллу оьз тёресин оьзю этер» («Отец сам вершит суд»). Но при принятии наиболее важных решений он не мог не советоваться с другими взрослыми членами семьи.

Необходимо подчеркнуть, что во многих вопросах внутрисемейные отношения базировались на основе норм и обычаев, несоблюдение которых каралось не обществом. Точнее, наказание не имело общепринятого юридического оформления. Обычно их выполнение регулировали старейшины рода (тухума/фамилии), к которому относились члены семьи. И, наоборот, в адатных сборниках кумыков имелось немало других пунктов, также касающихся внутрисемейной жизни. Данные адаты имели четкую юридическую силу, за несоблюдение или игнорирование которых виновный нес существенное наказание согласно писаным нормам права. К таким нормам кумыкского адата относилось право главы семейства наказывать жену и детей за различные проступки. В адатах, например, говорится: «Если побои, нанесенные женщине, не опасны, то муж почти не ответствен, даже если они нанесены ни за что». В случае же серьезности побоев жена обладала полным правом жаловаться своим родителям, а те, как правило, обращались в суд, где, согласно нормам адата, муж обязан был выплатить штраф, согласно причиненному им увечью.

О праве наказания мужем жены в кумыкской семье Ф. И. Леонтович отмечал: «Жена подчинена мужу. Она должна работать на него, сносить безропотно наказания и во всех своих поступках оказывать ему раболепное уважение». Вместе с тем нельзя говорить об особом угнетении женщин в кумыкском быту. Поговорки утверждают: «Жена – крыло мужчины», «Дом без женщины – мельница без воды», «Дом без хозяйки подобен скотине без пастуха-хозяина». Особенное уважение оказывалось матерям, что коррелирует с мусульманскими хадисами.

В свою очередь хотя шариат допускает физическое воздействие со стороны мужа по отношению к жене, но оговаривает его как вид увещевания и запрещает садистское обращение. «Они не входят в ряды лучших из мужчин», – так согласно «Сунне» сказал пророк Мухаммад о мужчинах, избивавших своих жен. Сходное осуждение при-сутствует и в Коране: «Если же они станут покорны вам, то не ищите пути против них».

О вполне комфортном положении женщины в традиционной кумыкской семье писал в 1860-х годах князь Хамзаев, с которым, впрочем, не соглашался в этом вопросе его современник — составитель «Сборника сведений о кавказских горцах» кавказовед Н. И. Воронов.

Адатное право кумыков позволяло главе семейства за ослушание или иные проступки применять физическое наказание по отношению к собственным детям. Так, в одном адате сказано: «За непослушание детей родителям дети наказываются местной властью или обществом и приводятся к должному повиновению». Разумеется, здесь речь идет о детях, достигших совершеннолетия. По нормам шариата данный возраст определялся в пятнадцать лет. Аналогичные сведения приводит нам знаток адатов кавказских горцев Ф. И. Леонтович.

Обычно кумыки не обращались к местным властям, чтобы разобрать факт ослушания детьми родителей. Это считалось большим позором как для главы семейства, так и для его ребенка. Как правило, после произошедшей ссоры дети приходили просить прощения  у своих родителей. В сборнике сведений о кавказских горцах содержится немало подобных примеров. Так, 2 октября 1869 года житель с. Кулиджа Кайтаго-Табасаранского округа Али-бек Салиг-оглы поссорился с сыном Муртузали. Через некоторое время сын пришел к отцу просить прощения, но отец, не внимая просьбам его, приказал ему больше не входить в дом его; тогда Муртузали выстрелом из пистолета убил себя на месте, а отец, увидя это, выхватил кинжал и, поставив рукоятку на пол,  таким образом заколол себя. В статье «Из горской криминалистики» за 1865 год рассказывается случай, когда самоубийство сына произошло «после того, как мать побранила его за леность».

Неисполнение поручений родителей могло привести к отречению последних от своих детей. Хотя обряд отречения практически не имел широкого применения у кумыков, однако отдельные его случаи находили свое отражение в исследуемое время.

В ходе сбора полевого этнографического материала нам рассказали историю об отречении отца от одного из своих детей. Обычно отречение от детей происходило после пятничной молитвы. Согласно адату, отцу необходимо было забить деревянный гвоздь в стену мечети, при этом произнеся вслух: «Мой сын (далее имя), я отрекаюсь от тебя» («Мени уланым, мен сагъа арт беремен»). После исполнения данного обряда отец больше не отвечал за проступки сына, и нормы адата и шариата не применялись к отцу в качестве возмездия. После произведенной процедуры отречения сын лишался права на наследство отца и мог в старости не содержать своих родителей.

В то же время в нормах адатного права нашли отражение и некоторые нормы мусульманского права – шариата. Так, в сборнике адатов шамхальства Тарковского и ханства Мехтулинского имелась шариатская норма, согласно которой глава семейства нес наказание, если приказывал выполнить действие, противоречащее общественному порядку (воровство, грабеж, похищение девушки и т. д.).

Рассматривая роль адата и шариата во внутрисемейных отношениях, стоит особо обратить внимание на правовое наказание за грубое отношение и рукоприкладство в отношении родителей детьми. Так, Д-М. Шихалиев отмечает: «За неповиновение и грубость, буйство и угрозы против родителей и старших братьев или родственников дети наказываются по приговору кадия». Далее он поясняет: «Хотя за нанесение отцу или матери ударов виновный по закону мусульманскому должен был лишиться руки, но взамен этого определяется ему по обстоятельствам другое наказание по приговору кадия и с утверждением начальства».

Продолжая рассматривать правовые привилегии главы семейства, стоит отметить, что по нормам адата отцу принадлежало право даже лишить жизни своих детей, что, например, отмечено в устном законодательстве кумыкского селения Башлы. Максимум, что грозило такому отцу – штраф в виде трехгодовалого бычка. Подобное положение вещей существовало и среди тарковских и мехтулинских кумыков. По мнению М. А. Арсанукаевой и А. К. Халифаевой, подобные преступления у всех народов Северного Кавказа разбирались и подвергались наказанию в рамках родовых общин без вынесения на общественное рассмотрение. Существует и другая точка зрения на подобные преступления. Так, согласно Ю. И. Семенову, обычное право как таковое возникло, чтобы регулировать отношения между родами и между общинами, внутри же родов оно замещалось системой табу, моралью и этикой.

От ответственности за убийство родных детей освобождалась и мать. «Если мать убьет сына или дочь, то она не отвечает за кровь… штрафуется лишь двумя быками: одним в пользу управляющего, другим в пользу общества», – сказано в адатах селения Башлы. Однако в Эндиреевском и Костековском княжествах мать несла ответственность за убийство своих детей. Если происходило подобное убийство, мать выходила в кровные враги своему мужу, который в отведенный срок имел право лишить жизни свою жену.

В то же время адатные нормы строго наказывали за убийство родителей. За подобные убийства по адатам шамхальства Тарковского и ханства Мехтулинского «убийца отца или матери изгоняется из селения под именем кровного врага и не возвращается до тех пор, пока его не помилуют». Причем даже если совершался акт помилования, то сумма алыма (штрафа) за убийство бывала в несколько раз выше обычной.

После примирения со своей родней (по-кумыкски маслагьат) отцеубийца по адату жителей Аксаевского, Эндиреевского, Костековского княжеств, а также шамхальства Тарковского и ханства Мехтулинского имел право получить свое наследство.

Иное отношение было к женоубийцам. «Муж не имеет права лишить жену жизни», – отмечено в кумыкском адате. Наказание за подобное убийство конк-ретизируется в «Сборнике адатов шамхальства Тарковского и ханства Мехту-линского», где сказано: «За убийство мужем жены безвинно взыскивается с родст-венников мужа смертная пеня, а сам убийца с шестью ближайшими родственниками изгоняется из селения под именем кровного врага и не возвращается до тех пор, пока не  простят его наследники убитой им жены».

Обычное и мусульманское право имело ряд положений, по которым внут-рисемейное убийство считалось не только дозволенным, но и обязательным условием. К таким категориям относились убийства, которые имели под собой обоснованные причины. В разряд обоснованных причин относилось прелюбодеяние, отступление от веры и др. Такие убийства в новейшее время стали именовать «судами чести». Отметим, что в силу распространения среди кумыков родственных браков (эндогамии) подобные убийства и последующая кровная месть были явлением довольно редким. Тем не менее бытование адата свидетельствует об имевшихся прецедентах.

Рассмотрим более подробно адатный и шариатский «взгляды» на убийства, причиной которых послужило прелюбодеяние. Как известно, наказанием за прелюбодеяние по шариату являлось побивание камнями. Однако, за исключением земель, подконтрольных имаму Шамилю, подобные наказания в Дагестане не применялись. Наказывали чаще всего по адату – убийством на месте прелюбодеяния. В середине XIX века царская администрация, чтобы избежать кровной мести среди кумыков, часто наказывала виновных ссылкой в разные районы России. Так, «в 1860–1867 годы из шамхальства Тарковского и ханства Мехтулинского за прелюбодеяние и разврат было сослано 12 человек, а из присулакских наибств – 2 человека».

В качестве отступления стоит подчеркнуть одну особенность решения судебных дел по адату, касающихся наказаний за прелюбодеяние. Так, согласно адатам кумыков, «любовная связь с вдовою влечет за собой женитьбу на этой вдове или уплату ей кебинъ-гъака – гебин гьакъ (по-кумыкски выплата денежных средств женщине на случай развода) в половинном размере».

По нашему мнению, данный адат вызван к жизни той серьезной причиной, когда некоторые разведенные женщины и вдовы,  пытаясь выйти замуж, часто обвиняли мужчин в любовной связи с ними с целью женить их на себе и, кроме этого, получить значительную сумму гебина. Полевой этнографический материал свидетельствует, что подобных случаев было немало. Так, информатор из селения Султан-Янгиюрт поведала нам историю, рассказанную ей её дедом. В далекие годы некий сельчанин (зрелого возраста) возвращался из леса.  Там он встретил свою односельчанку Аминат, которая с мешком дров возвращалась домой. Пообщавшись с ней, он отправился далее в лес, а когда вернулся в село, узнал, что Аминат обратилась к кадию с жалобой о том, что пожилой сельчанин надругался над ней. Требование у Аминат было одно: женитьба на ней. После долгих раздумий кадий посмотрел на мешок, который несла Аминат, и попросил её поднять его, что она с легкостью сделала, затем он попросил поднять мешок обвиняемого, который с трудом, но все же поднял его. Увидев это, кадий вынес вердикт – сельчанин невиновен. Свое решение он обосновал очень мудро – раз Аминат легче, чем её сельчанин, подняла мешок, значит, у неё силы больше, чем у обвиняемого, а значит, он не мог совершить насильственных действий в отношении Аминат. Здесь мы также видим то, как на судебные решения влияли наблюдательность и смекалка самих судей.

Таким образом, внутрисемейные отношения кумыков регулировались в основном обычаями, традициями и этикетными нормами. Некоторые аспекты внутрисемейных отношений нашли отражение  в адатных нормах. Достаточно сказать, что ослушание и буйство в отношении родителей, неисполнение их поручений, убийство родителей детьми рассматривались по нормам обычного права, т. е. в данном вопросе наблюдается превалирование адатных норм над шариатскими. Данная ситуация была обусловлена несколькими причинами. Во-первых, это сравнительная слабость полицейского аппарата. Во-вторых, этнопсихология кумыков и вообще дагестанцев основана на принципах фамильно-родовой чести, которым вообще запретили публичные телесные виды наказания.

Семейные вопросы оставались и остаются в Дагестане личным делом человека, не выносились и не выносятся на публичное обсуждение и осуждение.

 

Юсуп  ГУСЕЙНОВ,

доктор исторических наук