– Ассаламу алейкум, уважаемый Махти Камилович.

– Ваалейкум салам.

– Как вы уже знаете из нашего телефонного разговора, меня интересует история вашей семьи. Что вы можете рассказать о своих предках и об их судьбе?

– Дед мой Насрутдин Тарковский имел земли в Муслим-Ауле, теперешнем Атлан-Ауле, там родился, там и жил и умер. Жена его – моя бабушка Айзанат-Бийке – была дочерью ботаюртовского князя Тажутдина. Хотя сама она северянка, но у неё и в Гелли родня была. Муртузали Геллинский ей каким-то боком дядей приходился. Уллубия Буйнакского сестра за его братом замужем была. Вроде и не близкое родство, а Уллубий всё время у нас пропадал, каждые каникулы, как из Тифлисской гимназии в Дагестан приезжал. После смерти матери моя бабка его воспитывала как собственного сына. Может, потому советские власти и не спешили с нами расправляться.

У деда было четыре сына: Мухтар-Паша, Ахмед-Паша, Шамхал и мой отец Камиль-Паша. За Шамхала была засватана одна из дочерей Нух-Бека Тарковского. Он после революции за ней в эмиграцию в Иран поехал. Однако не успел, или что-то другое случилось между ними, но она вышла за другого и он женился там, в Иране, на другой. Говорят, и дети у него были. Ещё во время Великой Отечественной войны к нам письма от него приходили. Но потом связь совсем оборвалась. О его дальнейшей судьбе ничего неизвестно.

– Ну а как сложилась судьба тех, кто остался здесь?

– Нелегко. От смерти семью моего отца спас Джелал Коркмасов. Семьи Тарковских и Коркмасовых были близко знакомы. Он предупредил бабушку, дедушка к тому времени уже умер, что следует покинуть Дагестан до возможного ареста. Когда моя бабка Айзанат спросила: «Куда же нам ехать?» – Коркмасов ей ответил: «Езжайте в Бухару – там народ тёплый, гостеприимный, не пропадешь». Так оно и вышло. В Бухаре наша семья большим почётом пользовалась. Все дагестанцы, кто в высылку попадал, да и просто по работе оказывался в тех местах, у нас останавливались. Дядя Мухтар-Паша работал заготовителем – большим человеком по тем временам был. Пользовался всеобщим уважением. Умер он в 1956 году.

– А как сложилась в ссылке судьба вашего отца?

– В Бухаре мой отец работал в нэповское время на аукционах. Потом работал в других отраслях. Воевал на фронте. А другой его брат, Ахмед-Паша, служил одно время надзирателем в тюрьме. Во время этой службы с ним произошел любопытный случай. Как-то раз одиннадцать его арестантов-узбеков попросили его ради Аллаха выпустить их на ночь, с родными повидаться, обещали к утру вернуться. Ахмед-Паша по образованию мулла был и сам был человеком очень набожным. Потому он их и отпустил.

– И что было дальше?

– Наутро они все вернулись, так дорожили своим мужским словом. Но дядю после того случая с работы всё равно уволили. Он вскоре умер, кажется, от малярии. Климат нам не особо подходил. Многие дети там в самом раннем возрасте умирали. Но мы всё же выжили. Выжили бы мы здесь в 1937? Не думаю, скорее всего, и отца моего, и его братьев расстреляли бы. И я бы с тобой тут не разговаривал. Вовремя уехали.

– Мне, кстати, многие рассказывали, что их семьям именно Коркмасов помог спастись. Похожие истории я и про наркома внутренних дел Керима Мамедбекова слышал. Он, кстати, тоже был из знати.

– Да, Коркмасов не только бабку мою с отцом спас, но и деда по материнской линии тоже. Он ведь тоже из князей был.

– Тоже из Тарковских?

– Нет, дед мой Султан-Меджид Мухитдинович Уллубиев родом из эрпелинских карачи-беков. Он окончил Ставропольскую гимназию, в которой учился в одном классе с будущим врачом Юсупом Клычевым. Они собирались вмес­те поступать на медицинский факультет. Но его отец запретил ему это, заявив, что в их семье все были офицерами и другого пути нет. В итоге дед дослужился до погон полковника царской службы, вое­вал в Карпатах. Когда царь от престола отрекся – вышел в отставку. Отказался служить Временному правительству, заявив, что присягал царю и никому больше. После гражданской вой­ны, при НЭПе, занимался кооперацией. Дважды арестовывался. И дважды его освободил Коркмасов. После второго ареста сказал моему деду, чтобы тот ехал в Бухару. Дед прислушался к совету Коркмасова и уехал. В Узбекистане судьба свела его с семьёй моей бабушки Айзанат. Так как они были людьми одного круга, мой отец женился на его дочери Тахбийке. Сам дед был женат на дочери другого карачи-бека, Джалил-Хаджи Каранаевского, – Умса­пият. Прадед мой, Джалил-Хаджи, пережил революцию и говорил своей дочери, что советская власть пришла ненадолго и после возвращения старых порядков он выделит ей в наследство дом на берегу горного озера. Но история, как мы знаем, пошла по другому сценарию.

– Как развивалась жизнь ваших родителей в ссылке?

– Всё было как обычно, после свадьбы пошли дети. Как я говорил, во время Великой Отечественной войны отца призвали на фронт. Отслужил, вернулся домой, но уже тяжело больным человеком, и умер в 1947 году. Мать пыталась его спасти, возила к разным врачам. В том числе в Грозный к жившему там Абдулазиму Клычеву. Я, совсем маленький, присутство­вал при той их встрече. Отец лежал на диване, а мать объясняла Абдулазиму, зачем они приехали. Последний, видать, почувствовал в ней принадлежность к знатному роду, спросил ее, чья она дочь, она ответила, что дочь Султан-Меджида Уллубиева и Умсапият, дочери Джалил-Хаджи. Оказалось, что Абдулазим был знаком с последним и заговорил с мамой на аварском языке.

– Удивительно, ведь он, как известно, был аксаевским кумыком.

– Да, из известного и знатного аксаевского рода. Здесь оговорюсь, что моя жена является внучкой Абдулазима Клычева, и у отца моего тестя до революции были земли в Старом Зубутли. Живя там, он и выучил аварский язык. После революции он работал врачом.

– Кстати, Абдулазим Клычев – героическая личность. Во время погрома Хасав-Юрта в 1918 году он спас от расправы сотни русских женщин и детей. Потом воевал с деникинцами.

– Да, только при СССР на это не посмот­рели, и, чтобы избежать репрессий, он переехал в Чечню. Кстати, его племянница, военврач, участница Великой Отечественной войны, Зумруд Латиповна Кандаурова высоко отзывалась о моём деде Султан-Меджиде, говорила, что его авторитет был настолько велик, что даже самые склочные люди забывали о ссорах. Внуком его сестры Дадий является известный дагестанский диссидент и правозащитник Вазиф Мейланов.

– А Арсений и Андрей Тарковские вам не родственники?

– Мне часто задавали этот вопрос. Даже сам Арсений через общих знакомых у меня интересовался, не родственник ли я ему. В частности, через родственника моей жены Гамида Клычева, выпускника Петроградского горного института. Но я понятия об этом не имею. Была у меня пожилая тётка, которая хранила семейные предания. Чуть ли не про времена Петра I нам рассказывала. А мы не слушали, молодые были, да и время было такое. В общем, обрусевшие ветви Тарковских были, и внешне Арсений и Андрей на наших похожи. Но точно ничего я утверждать не могу.

– Со старшим поколением, в общем, разобрались. Что вы можете сказать о собственной семье – братьях, сёстрах, жене, детях?

– О жене я уже сказал, она из интеллигентной семьи, из династии врачей. У меня трое сыновей, которых я нарёк именами отца и своих дядей, то есть Камиль-Пашой, Мухтар-Пашой и Ахмед-Пашой. Был бы ещё один сын, назвал бы его Шамхалом. Есть дочь. Она замужем за сыном моего двоюродного племянника Абдуразака Мирзабекова. Есть внуки и внучки. Одной из них я дал имя своей матери – Тахбийке. Моя мать сильным человеком была, волевым. Всех нас на ноги поставила. Меня и трех моих сестер. Все они, слава Аллаху, живы. Одна из них живёт в Бельгии. Другие здесь. До сих пор жива моя двоюродная сестра Хайбат. Ей девяносто четыре года. МашаАллах, до сих пор в здравом уме и при светлой памяти.

Что до братьев, то хочу среди них выделить своего покойного двоюродного брата Бадрутдина, сына Ахмед-Паши. Был у меня известный в советское время дядя по матери Ахмед Уллубиев. Он выучился в Бухаре на агронома и первым из наших приехал на родину. Здесь начал работу обычным агрономом и в послевоен­ные годы быстро поднялся. Возглавлял колхозы в Дженгутае и Карабудахкенте. Достиг больших успехов. Затем его перевели поднимать молочное хозяйство в Шамхале. Поднял и его, хоть и агрономом был. Его ценили на самом верху и закрывали глаза на княжеское происхождение. Больше того, вокруг него сформировался своеоб­разный княжеский двор из близких родственников и дальней родни – чанка. В народе дядю прозвали Уллубий Ахмад. Когда он уже в годах был, его обратно в Дженгутай позвали, и он с радостью вернулся туда, откуда начинал свой трудовой путь. Здесь у него на старом, подержанном самосвале работал мой двоюродный брат Бадрутдин.

Как-то после работы я вырвался в Дженгутай, проведать дядю. Он очень обрадовался моему приходу и по ходу нашей беседы вдруг заявил: «Из своих братьев ты должен больше всех ценить Бадрутдина!» Я отвечаю: «Я его ценю, но почему больше всех? Чем плохи другие?» Дядя посмотрел на меня сурово и сказал: «Вот вчера приезжал сюда твой другой двоюродный брат, Гаджи. Я его спросил: “Чем занимаешься?” Он ответил, мол, своего хозяина вожу. Ну, я его обругал: “Какого такого хозяина? Заведующего овощной базой? Да кто он такой? Ты княжеского роду, не забывай”, – твержу ему. Не знаю, дошло ли до него, но после разговора с ним я вспомнил твоего брата Бадрутдина. Он один день возит землю, удобрения или песок на самосвале, три дня этот старый самосвал чинит. Надоел­о мне на это смотреть, пожалел его. Вызываю к себе и говорю: “Бадрутдин, бросай-ка ты этот самосвал, иди ко мне шофером на новую машину”. Бадрутдин в ответ возмутился: “Не пойду! Лучше я на старом самосвале работать буду!” Я тогда удивился и спросил: “Почему это?” Он в ответ: “Потому что в нашем роду извозчиков не было!” Тогда я его не понял, а теперь думаю: “Вот он, настоящий князь! Не то что тот со своим хозяином!”» Так сказал мой дядя с восхищением.

– А кем работали вы?

– Свой трудовой путь я начал ещё в армии, служил в Сибири, под моим началом до сотни солдат было. Был старшим механиком молокозавода. Когда пришёл работать, его только строили, считали долгостроем. Не хочу, чтобы это считали хвастовством, но с моим приходом мы его за полгода запустили. Ночи не спали, но запустили. Работал в кондитерской отрасли. Затем возглавлял Махачкалинский хлебозавод № 1. Вот мой трудовой путь.

– Помогал ли ещё кто-то, кроме Джелала Коркмасова, вашей семье в советское время?

– Есть такое село – Уллубий-Аул, но правильно его называть Уллу-Бойнак. В то время, когда все джамааты отвернулись от своих князей, одни лишь уллубойнакцы оказывали почёт семье Тарковских. Среди жителей Уллу-Бойнака я бы особенно выделил кавалера трёх орденов Славы Абдурахмана Ширавова. Легендарная личность. У меня есть и личные мотивы уважать его. Когда его молочная сестра умерла, она была моей двоюродной сестро­й, то есть из Тарковских, то он всё на себя взял. И муллу пригласил молитвы над могилой читать, и место на кладбище самое почётное выбрал. Муллу из Махачкалы привезли. Там не один он участвовал.

– Да, уллубойнакцы и сейчас славятся своей сплочённостью и оьзден-намусом.

– Я спросил тогда муллу: «Отчего оказан такой почёт нашей семье?», мулла ответил: «Мы все помним о благодеяниях нашего бия Зубаира-Хаджи Тарковского. Как-то он собрал джамаат и задал нам вопрос: «У меня появились свободные средства, и я хочу потратить их на вас, потому что чту родное село. Чего вы хотите: чтобы я протянул водопровод из Бекенеза или чтобы построил в селе новую Джума-мечеть?» Джамаат выбрал мечеть. И Зубаир денег на неё не пожалел. Камень привезли из Дербента. Строителям золотыми рублями платил». Вот такая у нашей семьи история.

– Спасибо за интересную беседу.Беседовал Юсуп ИДРИСОВ.