Она была одержима желанием дарить радость зрителям, поклонникам, которых у нее было всегда очень много.

Сцена, подмостки, кулисы – были самым важным местом в ее жизни; без них она попросту не представляла свое существование на земле. «Я рождена для сцены, рождена, чтобы творить… Другой жизни, другого труда моя душа не приемлет… Так уж я и устроена…» – часто говорила она, и в этом ни у кого не было ни малейшего сомнения…

Биография Инессы сложилась так, что сама собой напрашивается мысль: к выходу на театральную сцену, к служению высокому искусству она готовилась с малых лет.

Первые уроки актерского мастерства она получала дома – от своих родителей, признанных мастеров сцены Барият Мурадовой и Алима Курумова.

Да, среда, атмосфера, в которой формируется творческая личность, очень важны. Но одной среды мало — нужен еще талант. Но у Курумовой и с этим даром не было проблем. Ислам Казиев – они вместе учились в театральном институте — вспоминает: «Даже в годы, когда мы учились в Москве, все преподаватели были единодушны в оценке ее способностей: «Она талантлива, – говорили они, – она – талант…»

По возвращении в Дагестан это определение («она талантлива») также постоянно звучало и закрепилось по отношению к ней. На всех уровнях: в театре, министерстве, среди театралов – Инессу оценивали только так и никак иначе… Единственное, с чем не могли определиться, в кого же она такая пошла: в мать или отца? Одни говорили, что она талантлива, как мать, другие – как отец… Но в том, что она талантлива, ни у кого сомнений не было».

Театральная публика, оценивая ее игру, склонялась к мнению, что своей энергичностью, твердостью духа, величием и блестящим, выдающимся талантом она похожа на своего отца – Алима Курумова. А своим обаянием, внутренней душевной красотой, умением убедительно, наглядно передавать тончайшие движения женской души она обязана своей матери, Барият Мурадовой. Доходило до того, что зрители всерьез выясняли друг у друга: «Это кто? Барият или Инесса?»

«Наша преподавательница, актриса Вахтанговского театра, народная артистка СССР Диана Андреевна Андреева, – продолжает Ислам Казиев, – однажды, после репетиции пьесы Гарсия Лорки «Кровавая свадьба» сравнила Инессу со всемирно известной итальянской актрисой Анной Маньяни. Это было очень щедрое сравнение!..

А на сдаче спектакля «Кровавая свадьба», которая происходила в Москве, хотя мы играли ее на кумыкском языке, присутствовали актеры, педагоги, профессора из Вахтанговского, Московского и других театральных институтов столицы. Они остались довольны нашей игрой. Особенно выделяли Инессу, дали ей очень высокую оценку…

Ее сценическое мастерство росло буквально от спектакля к спектаклю…

Между прочим, по завершении учебы ее несколько раз уговаривали остаться в Москве, звали и в Вахтанговский, и в Малый театры. Но она, сердечно поблагодарив за лестное предложение, отказывалась, говорила: «Меня ждет Кумыкский театр…»

Эти свидетельства Ислама Казиева об Инессе Курумовой очень ценны, потому что глубоки, искренни; они сделаны человеком, близко знавшим и долгие годы наблюдавшим жизнь и творчество Курумовой.

Инесса в категоричной форме выступала против любой халтуры, взяв за правило отдаваться роли целиком и полностью. «Главное дело актера, – писала она, – это творить на сцене, создавать живые, яркие образы, даже, я сказала бы, образцы… А когда актер забывает об этом, а больше думает о признании зрителя, публики – тогда случается непоправимое: искусство уходит на второй план…

Говорят, сила женщины в ее слабости. Но я никогда не могла позволить себе быть слабой. Возможно, в этом состоит моя личная трагедия, не знаю. Не люблю, не терплю серость, бездарность в искусстве, избегаю халтурщиков, вялых, пассивных артистов… Театр – это особый вид искусства – живой, наглядный, с обратной связью. Я бы сказала, что актеру Всевышний как бы вверяет, вручает ум и душу человека. Это огромная ответственность, и мы не имеем права забывать о ней никогда!..»

Можно с уверенностью сказать, что требовательность к себе была главной чертой Инессы Курумовой. Неудивительно, что такого же отношения к своей профессии она ждала и от других. В этом плане она была сходна с незабвенным Гамидом Рустамовым, о котором она часто вспоминала, ссылалась на него. «Моя мама много работала с Гамидом Алиевичем, – писала она. – И это было для нее большой удачей, громадным везением… Он был человеком, душой и телом преданным театру; внимательно, тонко, чутко относился к актерам. Гамид Алиевич жил театром, рос вместе с ним, и в этом, как я считаю, они были схожи с мамой…»

Добавим, что данное сходство можно без натяжки распространить и на саму Инессу.

После ухода Гамида Рустамова из театра наш коллектив потерял вождя, вожака, единоличного, в хорошем смысле этого слова, руководителя. Его место занял Ислам Казиев…

Не осталась в долгу перед ним и Инесса Курумова – она так же тонко и наблюдательно написала про Ислама Казиева. Но прежде чем ознакомить вас с ним, хочу привести тут его оценку по одной из самых значительных ролей, сыгранных Инессой, – роли Медеи в спектакле по пьесе Еврипида.

«Курумова создала много замечательных образов. Это и Ашура в спектакле «Горянка», и Дуэнья в комедии «День чудесных обманов», и мать Айгази в одноименной постановке… Но среди них я особенно выделяю Медею. Я видел многих Медей на сцене, в том числе и на греческой, но Инесса сыграла ее как никто другой! Ее Медея была сильней, глубже, яростней, убедительней… Она поняла и показала трагедию Медеи так, как ее задумал сам автор, великий Еврипид.

Предательство Ясона лишило ее смысла жизни, покоя души, веры в человека и богов. А без любви, веры какая это жизнь? Ясон сам сделал ее бездушной и страшной, способной на такую месть, на которую не решится ни одна женщина в мире: она убивает не Ясона, это было бы слишком легкая кара, она убивает его детей, его сыновей, и умирает сама. Ясон остается жить с вечной болью, с вечной мукой… Вот эту казнь, ее вынашивание и осуществление Инесса передала с такой силой, которой я не встречал ни у одной другой актрисы!..»

Сама Инесса также очень высоко ценила Ислама Казиева. Отмечала многогранность его таланта, жажду творческих свершений. Правда, она считала, причем не скрывала своего мнения от Ислама Казиева, что его стремление выразить себя в разных формах и жанрах порой приводило к некоторой поверхностности, лишала плоды его трудов необходимой глубины. Но в целом она оценивала его творчество очень высоко.    

«Я не скажу, что Ислам не талантлив как режиссер, нет, он талантлив. У него сильно развито аналитическое мышление, а это главное для режиссера. Достаточно перечислить несколько названий поставленных им спектаклей, чтобы оценить глубину и многогранность таланта И. Казиева – это и «Материнское поле» Ч. Айтматова, и «Медея» Еврипида, «Что тот солдат, что этот» Б. Брехта, «Сундук бедствий» Г. Цадасы, «Если сердце захочет» Г. Рустамова, «Горянка» Р. Гамзатова, «Дуэнья» Р. Шеридана и ряд других.

Понятно, что Инесса не отрицала, да и не могла отрицать мастерство Ислама Казиева как режиссера-постановщика. По-видимому, она имела в виду педагогическую, наставническую сторону деятельности Ислама Амашевича.

Пришлось Курумовой работать и с незабвенным Зубаилом Хиясовым. «О Зубаиле Джанбековиче у меня остались самые светлые воспоминания, – говорила она, вспоминая этого своеобразного творца. – Ему не было равных в постановке национальных спектаклей… Он очень хорошо знал кумыкскую литературу, кумыкский язык, что при его невероятной работоспособности позволяло ему делать истинные сценические шедевры!..»

И все же среди режиссеров, с которыми ее свела судьба, она отдавала предпочтение Гамиду Рустамову. Это видно из следующей фразы Инессы, сказанной в минуту лирической откровенности: «Гамид Алиевич, – сказала она, оглядываясь на прошлое, – втягивал в жизнь Кумыкского театра всю творческую интеллигенцию, заставлял работать на сцену писателей, композиторов, художников, поэтов. Умел создать живую творческую атмосферу. При этом к основной работе не допускал никого! Это может показаться парадоксом, но тут нет никакого парадокса: таким образом он оберегал хрупкую, трепетную обстановку волшебного мира сцены, создавал заслоны против посторонних влияний, которые могли бы разрушить творческий настрой актеров и вообще всего коллектива Кумыкского театра…

Ислам же, если сравнить этих двух гигантов, он несколько другой… Его необычайная, многосторонняя одаренность переросла в желание объять необъятное. Он писал романы, повести, сценарии и снимался в кино. В результате – театр для него отошел немного на задний план, он не смог отдаться ему полностью, что, конечно, не могло не обеднить его вклад в это искусство…»

Деликатная и очень справедливая во всех своих оценках, она и тут, словно оправдываясь за свою «критичность», добавляла, что в том не было вины Ислама Казиева, что он — в силу многогранности своего таланта — был занят сверх меры и у него порой просто не хватало времени для полной самоотдачи на всех фронтах его деятельности… «Жажда творчества буквально распирала, — говорила она, смеясь, — раздирала его на части, и та часть, которая доставалась театру, была не самой большой…

В те годы студия театра была очень сильной работали еще наши корифеи, мы могли бы достигнуть очень многого! Но… Ислам для меня сделал много, но сказать, что благодаря ему я раскрылась, расцвела полностью, я, увы, не могу…»

Некоторые могут подумать, что в ней говорила обида за то, что режиссер в свое время не дал ей главной роли в спектакле «Материнское поле». Но это далеко не так. Инесса была не из тех, кто мог опуститься до мелочных обид в вопросах творчества. Тем более, что роль эта в итоге досталась ее матери — Барият Мурадовой. Вот как объясняет свой выбор сам Ислам Казиев: «Я, конечно, рассматривал Инессу на главную роль… Полагал, что она неплохо сыграла бы роль матери, но жизненный опыт Барият, глубина ее мировоззрения, материнские чувства взяли верх, и я остановил свой выбор на ней…»

Наконец, следующее высказывание Ислама Казиева должно окончательно развеять все подозрения насчет влияния на решение мэтра каких-то личностных, недобрых мотивов. «Беседуя с Инессой, — сказал он в одном интервью, — я чувствовал себя в ином мире, мире, где царила культура, эстетика, высота духа… В мире, который сам я ценю больше всего!»

Высокую оценку творчеству Инессы Курумовой дал и наш тонкий, обстоятельный литературный критик Камал Абуков. Причем он обратил внимание на такую сторону ее творчества, которая вытекала из ее биографии, наследственного, династического характера ее деятельности на театральном поприще: «Сказать, что она на сцене была совсем не похожа на своих родителей, будет не совсем верно, — цитирую замечание Камала Ибрагимовича. — И все же при всем этом сходстве с ними она была иной, по-своему сильной, изящной, проницательной, не похожей, что ли…»

Пожалуй, соглашусь с нашим критиком: отдавая должное самобытности талантов ее родителей, я сам также склоняюсь к мнению об уникальности ее таланта. К сожалению, на Инессе Курумовой заканчивается эпоха и знаменитая театральная династия Мурадовых.

Инесса Курумова была действительно выдающейся актрисой, естественной наследницей, кровнородственной продолжательницей дела гениальной Барият Мурадовой. Всю свою жизнь она посвятила театру, и символично, что ее не стало именно в Международный день театра. Всем нам очень будет не хватать ее…» – сказал режиссер Русского театра Скандарбек Тулпаров, выразив общее мнение всех ее коллег и земляков.

Мы не властны над смертью, но память – она зависит от нас, и мы всегда будем помнить нашу Инессу Алимовну Курумову, беззаветно преданную театру, подмосткам и зрителям, которым она посвятила свою жизнь — всю без остатка.

 

Гусейн АДИЛОВ.