А ты оторвал от Земли
От родной, от зеленой
Историю человека,
Осветил ее пламенем
Тайны космической мглы.
Это стало началом
Второго Великого Века.
Позволю себе, мой брат Олжас, обращаться на «ты», ибо в Великой Степи у наших предков не было обращения на «вы». В эти торжественные дни твоего рождения я вспоминаю другое торжество, которое еще ближе породнило нас. Это было 60-летие юбилея Расула Гамзатова. По поручению оргкомитета, мне, как члену Правления Союза писателей, выпала честь встретить тебя как почетного гостя. Юбилейный вечер уже начался, но самолет задерживался. Наконец я обнял крепкого стройного джентльмена в светлом костюме с типичной восточной внешностью. Мы опоздали на вечер, я сильно переживал, но ты успокаивал меня и даже мигом успел выгладить костюм. «В дальнем походе лошадей не гонят, мой друг», – сказал ты и открыл красивый походный чемодан – и оттуда выползли два экземпляра книги «Аз и Я». Я вскочил от радости, быстро схватил одну из книг, автоматически у меня вырвалось: «Это мне!» Ценнейшую и редчайшую эту книгу в то время мне приходилось читать отрывками. Ты одобрительно кивнул головой, взял другой экземпляр и сказал: «А это – Расулу».
В моей скромной библиотеке немало книг с автографами известных писателей, но до сих пор, мой брат Олжас, мне кажется, твой автограф освещает мой путь дальше всех маяков. Быть может, «виновато» в этом наше кровное родство? Наши общие корни? Об этом я спрашиваю себя в своем стихотворении «Диалог»:
– Кто вы, со дня возмужания
не слезавшие со спины коня?
Кто же вы, невредимыми
вышедшие из огня?
Кипчаки вы? Эй, вы кто?..
– В степях, облитых луною,
Белели наши шатры,
Быстры были наши кони,
Клинки боевые остры.
Стрела нам впивалась в горло
И в сердце, но не могла
Нас никакая сила
Вышибить из седла.
Прошедшие через муки,
Не стали мы сердцем грубы,
Мы в сердце носили думы
Великого аль-Фараби.
Кипчаки мы, те самые кипчаки.
В твоей книге живет Слово, дошедшее до нас из глиняных книг шумеров, из книг Гумилева. «Аз и Я» открыл в той плеяде еще одно яркое светило – ученого кумыка из Яксая с мировым именем Мурата Аджи, чей юбилей мы отметили в Дагестане на достойном уровне. Его книги, вслед за твоими открытиями, потрясли мировую науку вокруг Великой Степи.
Мой любимый поэт С. Есенин писал:
Если черти в душе гнездились,
Значит ангелы жили в ней.
«Сердце без вдохновения, веры и надежды – это гнездо для Иблиса», – говорили наши предки. Но где найти нашим современникам, мой брат Олжас, храброго Кюлтегина, доброго Бильге-Кагана и мудрого Тоньюкука, о которых с большой душевной теплотой и гордостью писал незабвенный, неистовый Лев Гумилев.
О, сколько чертей и иблисов от науки вооружились против тобою открытых новых страниц истории, неведомых до нашего времени! Не это ли свидетельствует о твоем подвиге в служении правдивой исповеди о корнях и ветвях тюркоязычного мира.
Твоё творчество, мой брат Олжас, и научное, и поэтическое, утоляет жажду многим, но у людей, которые не потеряли чувство Родины, не забыли запаха ювшана (полыни), оно еще больше вызывает жажду поиска правды, вечной, как глиняная книга. Разве каждому дано ее домесить – молочно-белую, затем обжечь до цвета встающего дня Востока, до звона струны.
Струна нашего агачкомуза: только о ней среди музыкальных инструментов говорится: «къомуз сёйлей» («комуз говорит»). А ты, мой брат Олжас, подтверждая слова моего прадеда, пишешь о Бояне, герое эпоса «Слово о полку Игореве»: «Это наш Боян! По-кумыкски – «баян, баянлыкъ» переводится как «исповедь». Всем своим творчеством ты продолжаешь исповедь Вещего Бояна. Мы – представители одного поколения, наши мысли подобны струнам одного комуза. И не просто – совсем не случайно – аул, откуда род свой ведут и предки твои, зовется – Баян-Аул.
Ты, мой старший брат Олжас, тот самый юноша, который вслед за Л. Н. Гумилевым уловил зов памяти и подтвердил своим Словом, что «вихрь времени ломал дубы – империи и клены – царства, но степную траву он только пригибал к земле, и она вставала неповрежденной».
На эту тему написана великолепная поэма поэта кумано-кипчакского периода Рейхан Бухарай «Цветы кипчакского поля», которую выпала мне честь перевести на кумыкский язык. Переведенное слово, к сожалению, теряет свой молочный вкус, ключевое изначальное журчание. Но все же я благодарен судьбе, что мне довелось перевести несколько твоих произведений. Было бы, конечно, еще лучше, если бы я переводил их с казахского языка.
В глубине души меня утешает чувство, что на кумыкском твои стихи не хуже звучат, чем на русском. Разумеется, в этом лучше нас разберутся читатели – и казахские, и кумыкские. Очень жаль, что до сих пор, мой брат Олжас, ты не переведен на кумыкский. Думаю, что еще не поздно. Кумыкский Олжас еще теснее сблизил бы наши народы, одинаково овеянные солнцем и ветрами Великой Степи.
Мы, кумыки, – народ с глубокими корнями, с необъятной шириной ветвей. Живем у большой дороги – Великого Шелкового пути. У большой дороги и трудности великие: не каждый устоит, не уживется. Одной рукой мои деды водили ручкой плуга, не отпуская другой рукоятку кинжала. Когда поет мой казахский брат Иранбек Оразбаев, я слышу топот и ржание боевого коня моего отца. Мою тоску разделяет грусть моего узбекского брата Абдуллы Шера, я плачу слезами моего брата из Шамхора – Сиявуша Сарханлы, у моего киргизского брата Талайбека Ташмаматова тот же агачкомуз, что и у меня, и каким его сохранили наши близкие сородичи уйгуры…
Брат мой Олжас, об этом ты давно и тысячу раз глубже меня написал, но что делать, когда нам все время пели о «врагах народа», позабыв про его друзей! Большая дорога нас разбросала, а объединит – большая любовь. Наша общая боль и радость.
Степь велика, но неутомимых всадников не так много. Одним из таких всадников был профессор Будапештского университета тюрколог Иштван Конгур Мандоки. Для меня он был больше, чем брат. Если бы кто мог услышать, с какой теплотой и гордостью он отзывался о твоих книгах, мой брат Олжас! Мы с ним планировали книгу о единстве тюрков всего мира, об их радостных днях и трагических поворотах судьбы. Не успели… По его завещанию, мы отвезли его в Казахстан. Конгур покоится у подножия Алатау…
О его удивительной судьбе я написал книгу «Уьзюлген оьзенги» («Оборванное стремя») после поездки в Венгрию, на его родину. Огромное спасибо доктору профессору Ердену Кажыбекову, Ернару Масалиму, директору гимназии №154 им. И. К. Мандоки и Бабакумару Хинаят, директору музея, которые пригласили меня на презентацию этой книги в Алматы.
В могиле Конгура соединились горстки трех земель, трех окраин Великой Степи – казахской, кумыкской, маджарской. В моей поэме «Ласточкина улица» («Къарлыгъач орам») есть такие строки о Конгуре:
Алатавдан бийик ону абуру.
Янтайгъан ол даимликге баш этип.
Ону уьстюнде малайиклер кюстюнген,
Къавшалмайгъан къанатларын къош этип…
К большому сожалению, книга «Уьзюлген оьзенги» до сих пор не переведена ни на один язык народов Великой Степи.
Олжас, дорогой мой брат!
…Провожая в дорогу домой в те юбилейные дни Р. Гамзатова, я подарил тебе «Гамлета» В. Шекспира, только что изданного в моем переводе. Тут же, приоткрыв книгу, ты прочитал первую строку трагедии устами Бернардо:
Ким бар мунда?
После этого мы несколько раз встречались в Москве, и каждый раз ты эту строку произносил как наш пароль, и мы по-братски обнимались…
Земля кругла и бесконечна, как наша народная песня «Айналайн» (на кумыкском – «Айнанай»). Мы обязательно встретимся. Если не на каком-нибудь аэровокзале, то или в твоих, или в моих стихах.
«Сегиз он» (8х10) по-кумыкски, да и на твоем родном языке, восемьдесят звучит как бронзовый звон колокола, подобно твоему шедевру «Аз и Я», разбудившему память Великой Степи, благодаря чему мы, кумыки, как и весь мир, услышали Зов памяти наших предков.
Глубокоуважаемый мой старший брат Олжас! В эти торжественные юбилейные дни для меня большая честь поздравить тебя от имени всего кумыкского народа, всех писателей Дагестана.
Надеюсь и верю, что твой «тогъуз он»
Позовет меня как долгожданный звон.
Обнимаю,
БАДРУТДИН,
поэт и переводчик, лауреат Государственной премии РД, член Международного Королевского Центра Шекспира (г. Страдфорд).
Черный лебедь
в белой стае…
Черный лебедь в белой стае
массе противопоставлен,
будто стаю созвал на митинг
и оправдывается: “Поймите,
дорогие мои сородичи,
не по умыслу злому черен!”
А в это время в стаде вороньем
слезно кается
белый ворон.
С точки зрения гения,
согласно его прозрению,
перекрасить всех –
разом решить все вопросы:
все лебеди –
вороные!
Все вороны –
альбиносы!
Но, согласно закону природы
(“в племени не без урода”),
появятся в новых выводках
по выродку,
и в силу отчаянья
все –
сначала:
белый лебедь в черной стае,
черный ворон в белом стаде …
Налей-ка, отче, синего чаю:
Истину разоблачаю.
Истина всегда нелепа –
алый ворон, желтый лебедь…
Олжас СУЛЕЙМЕНОВ.
