Приехал на дачу в разгар бабьего лета. На скрип калитки лежавший на крылечке рыжий кот лениво приподнял пушистую головку, а нетерпеливый Каплан встретил, виляя хвостом и тоскливо скуля.
Тыча влажной мордочкой, он обнюхал меня всего, положил передние лапы на плечи, облизал лицо, и после такого обязательного ритуала, подняв хвост и высунув шершавый язык, засеменил впереди, часто оглядываясь, чтоб своим собачьим чутьем уловить, куда я направлюсь: к дачному домику или в глубину сада.
Теперь я во владении Каплана, и он будет охранять меня до того часа, пока не проводит за ворота. Его, месячного огрызающегося несмышленого серого щенка с белоснежным колечком вокруг носа и крупными белыми лапками, привез мне в подарок племянник.
Любовь у нас взаимная, а дружба — по-собачьи преданная. Знаю, некоторые соседи осуждают за глаза, но мне искренне жаль их: они покинут бренный мир, не испытав настоящей дружбы. Я с большим удовольствием тысячу раз ласково поглажу пушистую мордочку моего Каплана, чем пожму руку иному существу на двух ногах.
Никогда еще подлеца в человечьем обличии не обозвал собакой, боясь обидеть невзначай Каплана. До конца жизни не простил бы себе такого предательства…
Водитель занес в комнату пакеты с хлебом, мясом, зеленью, минеральной водой, соками и уехал, а я решил пройтись по даче.
Дача небольшая, всего пять соток, на которых плодоносят две черешни, две вишни, два абрикосовых дерева и одна яблоня; под ними стелется темно-зеленый ковер из клевера с белыми и бледно-розовыми цветочками. Это все, если не считать нескольких кустов роз под забором.
Черешневые, вишневые и абрикосовые деревья давно освободились от непомерного груза плодов, а краснощекие яблоки дугой согнули ветки и матово блестят в капельках утренней росы.
Под забором у меня небольшой сарайчик для инструментов, где я храню сухие дровишки. Оттуда взял охапку для костра. Решил приготовить шашлыки. Сегодня у меня особо радостный день: встреча с женщиной. Водитель поехал за ней, и скоро она должна подъехать.
Это наша вторая встреча. Мы познакомились с Саидой на дне рождения моей однокурсницы Резеды. Она ее новая соседка, которая, как позже я узнал, испытывая материальные затруднения, обменяла просторные три комнаты в спальном районе на двухкомнатную квартиру в центре.
Как правило, свободный мужчина с определенным положением в обществе пользуется повышенным интересом у женщин: одни грубо домогаются его, другие используют богатый арсенал женских уловок. Третьи, хотя незаметны, но их большинство, могли бы осчастливить, по крайней мере, скрасить одиночество мужчины, но стесняются или боятся открыться. А мы, мужчины, к сожалению, часто выбираем первых, ветреных, потом мучаемся до глубокой старости и проклинаем некий злой рок.
«Интересно, к какой категории относится она? — с собачьей грустью в глазах размышлял я, изучая исподтишка обольстительную Саиду в синем платье в белый горошек. — К той, которая сама выбирает себе мужчину, или?.. Как бы ни было, трудно поверить в невинность этого милого создания.
Красивая женщина подобна пылающему камину, тепло которого манит вечно стынущих мужчин, и ужасно нелегко ей оставаться безгрешной. А от порядочности до порока -всего лишь шаг, тогда как от порока до порядочности — мучительный путь всей жизни…».
Мы потанцевали с ней, и Саида по моей просьбе, без тени кокетства, записала на салфеточке номер домашнего телефона. Часто вспоминая подробности того вечера, я почему-то не решался позвонить. На днях случайно улыбнулось счастье встретить ее с тяжелыми пакетами у ворот городского рынка. Попросил водителя остановиться, пошел навстречу, взял пакеты из ее рук, положил в багажник и посадил в машину.
Мы выехали на улицу Коркмасова, проехали до улицы Дахадаева, повернули налево и заехали во двор пятиэтажного дома. Водитель выскочил помочь донести ей тяжелые пакеты, но я опередил его. Когда мы прошли полпути, она спросила:
– Не тяжело вам до пятого этажа?
– Неет… – продолжал я подниматься по ступенькам, хотя сердце бешено колотилось, напоминая о моей мерцательной аритмии.
Наконец, поднялись на пятый этаж, я опустил пакеты на пол. Саида, порывшись в сумочке, достала ключи и тихим грудным голосом поблагодарила:
– Спасибо…
– Может, пригласите на чашку кофе? Как раз обеденное время, – осмелился я напроситься в гости.
– Едва знакомого мужчину приглашать на кофе? – отшутилась Саида.
– А я могу пригласить вас на обед?
– А вы позвоните на днях, — улыбнулась она, поправляя непослушные густые волосы.
– Обязательно позвоню, — с жаром произнес я.
Стремительно спускаясь вниз по ступенькам, чуть не сбил мальчика с мороженым в руках. Он плакал и ел мороженое вместе со слезами. Я взял его под мышки, поднял и поцеловал, потом бережно опустил на бетонную площадку и выскочил из подъезда, напевая вполголоса: «Ах, какая женщина…»
Когда садился в машину, водитель заметил:
– Откуда у вас мороженое на подбородке?
– Ничего! – и вытерся рукавом пиджака, как это делал в далеком детстве. — Поехали.
После мучительных сомнений позвонил и пригласил Саиду на шашлыки:
– Завтра выходной день. Отдохнем на даче?
Она не стала жеманиться, как это часто бывает в таких случаях:
– Как скажете…
Вот и подъехала. Открылась калитка и вошла Саида. Волнистые волосы аккуратно зачесаны на затылок и прихвачены заколкой, вязаный бежевый шерстяной свитер с высоким воротником обтягивает два холмика на груди и талию. Защитного цвета облегающие брюки, высокие коричневы сапожки подчеркивают крутые бедра и стройные ноги. На плече — коричневая кожаная сумочка, в руке — яркий целлофановый пакет.
Она остановилась в шаге от меня, завороженно стоявшего с охапкой дров и топориком в руках, улыбнулась одними глазами:
– Вижу, ничего не успел сделать. Давай договоримся: я займусь мясом, а ты разводишь огонь, – Саида с ходу перешла на «ты» и направилась в домик.
Сидевший рядом со мной Каплан навострил уши и вопросительно посмотрел на меня.
– Привыкай к ней, – я ласково погладил пса по голове.
Совсем иначе я представлял эту встречу: был уверен, что без женского лукавства не обойдется, но мои опасения оказались напрасны, и я облегченно вздохнул.
Не спеша, пирамидой разложил дровишки, предварительно подложив под них старую газету, чиркнул спичкой. Бумага мгновенно вспыхнула, синие языки огня, треща, высоко разбрасывая мелкие искры, побежали по морщинкам засохших дров. Постоял, пока разгорится костер, затем принес из сарая древесный уголь, положил рядом с мангалом и, вспомнив, что забыл купить на базаре специи, поспешил к своей гостье, а она уже солила и перчила мясо в эмалированной кастрюле.
– Где же ты разыскала соль и перец в этом холостяцком уголке? — удивился я, тоже неожиданно для себя переходя на «ты».
– И соль, и перец, и сахар должны быть в самой женщине, — Саида загадочно улыбнулась.
– Лучше, когда сахара больше, — пошутил я.
– Не говори. Сладкое приедается и часто вызывает аллергию. А теперь забери, пожалуйста, кастрюлю с бастурмой и присмотри за огнем. А я тут приберусь немного.
Я поставил кастрюлю возле мангала, подбросил в огонь дрова, сел на пенек. «Удивительная женщина, — подумал, роясь в памяти. — Кажется, достаточно встречал женщин, но она ни на одну из них не похожа». Ее манера уверенно держаться в незнакомой обстановке, а также простое недорогое одеяние навели меня на мысль, что жизнь для нее — не сердобольная сестра, и с юных лет собственный кусок хлеба она добывала сама. Меня, пресыщенного женским лукавством, обезоружили ее естественность и полное отсутствие притворства.
— Покажи мне свой сад, — прервал мои раздумья грудной голос. Поднял голову — передо мной Саида.
— Да, конечно… — пришел я в себя и повел ее по даче.
Приятно под пронзительно чистым и ярким небом ступать по цветному ковру клевера, отводить от лица милой спутницы свисающую с ветвей паутину, вдыхать аромат спелых яблок, пунцово пылающих из-за густой листвы.
Закинув голову, она неспешным шагом обошла яблоню, сорвала с нижней ветки красный плод и передала мне. Это напомнило библейский сюжет: Ева протягивает Адаму яблоко.
«Прощай, праведная жизнь», — я взял ее под руку и подвел к костру. Мы молча сели на корточки, нанизали два шампура, положили на мангал, а когда встали, оказались так близко, что моя рука невольно очутилась на ее талии.
Она едва уловимым движением отвела ее и несколько отстранилась, шутливо пригрозила пальцем и направилась в дом:
– Ты последи за шашлыками, я салаты нарежу.
Было неловко за свой мальчишеский поступок. Но так получилось.
Мои переживания прервало пламя, поднявшееся над мангалом, — это горел стекающий с мяса жир; побрызгал мясо разбавленным красным вином, и потянуло дымным ароматом шашлыка. На запах в окно высунулась Саида, а из-под ближайшего куста вылез Каплан.
– Ты потерпи немного, пока остынут, — успокоив пса, я переступил порог домика с шипящими шашлыками и обомлел.
Окна, полы вымыты, на столе белая скатерть, а начищенные до блеска дачные тарелки с нарезанными помидорами, огурцами, зеленью и сыром кажутся дорогим чешским сервизом; распечатана бутылка полусладкого красного вина совхоза Алиева «Черные глаза», грушевый «Денеб» разлит в стаканы. И когда же она все это успела?
– Обувь сними, Булат, – вывела меня из этого состояния Саида, принимая шашлыки.
Я сел напротив нее, разлил по стаканам вино и с чувством произнес:
– Выпьем за встречу, о которой, не стану скрывать, мечтал целый год… Пусть она будет добрым началом в нашей одинокой жизни.
Она согласно кивнула головой, пригубила вино. Закусили — шашлыки удались, получились сочные. Похвалил ее, она в ответ засмеялась:
– Моей заслуги здесь нет. Многое зависит от мяса. А главное, кто у мангала стоял.
Решил снова разлить вино, но Саида свой стакан пpикрыла ладонью:
– Достаточно. Если разрешишь, и я скажу.
– Да, конечно…
– Мне, как женщине, потребовалось немалое мужество, чтобы приехать сегодня к тебе. Во мне долго боролись сердце и рассудок: надо — не надо. Но я, во многом соглашаясь с рассудком, все-таки вняла сердцу. Буду откровенна: боюсь, что очередное разочарование совсем изведет меня. Поэтому я хотела бы найти в тебе друга, который не просто пожалеет мое женское одиночество, а сделает так, чтобы я забыла о нем. На большее, к сожалению, рассчитывать не смею…
Сам давно одинок и одиноких женщин немало встречал, но такой боли, какую уловил в ее глазах, не видел. Мне захотелось вернуть этому юному красивому лицу сияющую улыбку. Не удержавшись, воскликнул, перебивая ее:
– Будешь счастлива!
– Спасибо на добром слове. Только какое оно, счастье? – грустно посмотрела она на меня.
Задумалась на мгновенье, затем подняла голову, поправила свободной левой рукой непослушную прядь:
– Поживем — увидим. Вся жизнь впереди. А пока спасибо тебе за этот праздник. За тебя! За то, чтобы ты был всегда! – она допила свой бокал. Поговорили еще немного, и она предложила:
– Может, пора на свежий воздух?
– Можно, — встал я.
Выходя, собрал в одну тарелку косточки, остывшие остатки мяса и положил перед Капланом, ожидавшим меня за порогом.
На синем небе белой ватой висели облака, роем пронеслась мошкара, мимо уха вертолетом пролетела мохнатая черная муха.
– Так у тебя еще розы растут? – она по-детски радостно захлопала в ладоши, заметив у забора несколько кустов роз.
– Как видишь, – я взял ее за руку и привел к забору из плоского шифера. Пытаясь сорвать розу, исколол руку до крови.
– Такую красоту искалечил. Надо секатором срезать, – упрекнула она меня, собирая с земли упавшие лепестки. – Будем уходить, срежешь мне большой букет?
– Я хотел купить на цветочном базаре…
– Напрасно. Мне по душе розы, срезанные лично для меня. А теперь пойдем, обработаю твои раны. А не то запачкаешься весь.
Саида посадила меня на старый облезлый диван, достала из своей сумочки стерильный бинт, намочила его водкой из когда-то недопитой бутылки, вытерла капельки крови на тыльной стороне руки, перевязала и смущенно заметила:
– До свадьбы заживет.
– Свадьба уже была… давно, очень давно. Внуки растут, без бабушки.
– А когда она ушла из жизни?
– Десять лет назад. Помню, через год после женитьбы мы с ней поехали посмотреть Москву, вернее, приодеться. В столице импорт был более-менее доступен, если постоять в километровых очередях. А приезжали со всего Союза. Самые большие очереди – в мавзолей Ленина и ГУМ.
С молодой женой, которая была в положении и утомлена долгой ходьбой, решили посмотреть вождя. Время было около трех часов дня. Конец очереди где-то в Александровской саду, а мы – в двадцати шагах от заветной цели. Решили за кем-нибудь пристроиться, но никто вперед себя не пропускает.
Наблюдавший за порядком милиционер, заметив, что мы всеми правдами и неправдами непременно хотим пройти без очереди, подошел к нам, посмотрел на мою авоську с нейлоновыми чулками и носками и с усмешкой указал в противоположную сторону.
– Молодые люди, ГУМ – напротив.
Саида от души посмеялась, а успокоившись, спросила:
– И что дальше?
– Дальше что, пошли в ГУМ, походили-походили и купили кресло-качалку. Такое красивое кресло я больше не встречал даже у тех, кто птичьим молоком питается. Потом, после долгих поисков, нашли теплый клетчатый плед, чтобы было чем укрывать бабушке ноги, когда будет читать внукам сказки…
– Наверное, была счастлива, читая сказки?
– Не посчастливилось ей не только внуков нянчить, но и детей поженить. В том самом кресле провела свои последние мучительные годы жизни.
– Я слышала от подруги, что ты все эти годы ухаживал за ней.
– Она – моя первая любовь, мать моих детей. Я показывал ее врачам и здесь, в Махачкале, и в Москве. Все они в один голос признавались, что бессильны, потому что медицине неизвестны корни этой болезни. Во всяком случае, тогда так говорили. Может, сейчас и лечат эти недуги. И я, уповая на Аллаха, старался окружить ее заботой и вниманием при жизни. А мрамор и гранит или мавзолей на могиле после смерти — не более чем мишура. К усопшему они отношения не имеют…
– Тем не менее, устанавливают такие памятники, по которым нетрудно определить материальное состояние семьи.
– Да еще какие! Всякий раз, когда вижу роскошный надмогильный камень, мне почему-то кажется, что лежащий под ним при жизни был обделен вниманием близких. Может, оттого, что знал таких? — задумался я, ощущая приятное тепло ее тела на левом боку. — Да что мы все о грустном? Давай закроем мою печальную тему.
– Как скажешь.
– Расскажи о себе.
– А моя подруга не рассказывала?
– Нет. Как-то раз поинтересовался у нее, а она мне: «Булат, извини, ее личная жизнь принадлежит только ей самой. Если случится вам встретиться, спроси лучше сам». Вот и спрашиваю, пользуясь выпавшим счастливым случаем.
– Ну что ж, отвечу. Возраст на виду…
– Вижу. Слишком большая разница между нами.
– Но это не помешало мне приехать к тебе на дачу. А если сказать честно: на свидание. Разведена. Дочь Диана через год в школу пойдет. Живем с мамой и младшим братом, этаж ты знаешь. Папа скончался несколько лет назад. Ни в одной из политических партий не состояла, а если бы и состояла, то не поменяла бы ее на нынешнюю партию власти, подобно бывшим партийным функционерам. Не судима, под следствием не была, — отчеканила она, будто докладывала свои анкетные данные мрачному офицеру службы безопасности.
– А за границей?
– Нет. Хотя чуть не выехала, но вовремя опомнилась. Мне крайне неприятно вспоминать это, – расстроилась она.
– Тогда больше вопросов нет, – решительно сказал я, неожиданно положив руку на ее плечо. Сделано это было без умысла получилось как-то само собой, уж больно тесно мы сидели, и смутился, опасаясь, что, обидевшись, она сейчас отодвинется. Но нет, Саида подняла на меня невинные, широко открытые глаза, а по щеке покатилась слеза, оставив тонкий бесцветный след. Я заметил, что косметика сегодня ее лица не коснулась.
– Что с тобой?
– Это минутная слабость. Прости, – она высвободилась, встала, поправила волну волос, сделала шаг к дверям. – Пойдем на улицу. Да и ехать пора. Я обещала дочке сводить ее в кукольный театр.
– Так рано?
– Ты, кажется, обещал букет срезать.
– Минуточку, — принес секатор из сарая. – Розы выбираешь ты, а я срезаю. Пойдет? – она согласно кивнула головой – Тогда выбирай.
Букет получился роскошный. Пока мы, царапаясь, заворачивали его в целлофан, подъехала машина, и водитель, довольный моим поступком, отнес розы в машину. Прощаясь, Каплан помахал хвостиком.
Шарап сел за руль, положив цветы на переднее сиденье. Играла музыка, и когда мы разместились на заднем сиденье – прозвучали последние слова песни: «Ах, какая женщина! Кака-а-а-ая женщина… Мне б такую…»
– Это о тебе, – сказал я. Саида засмеялась:
– Не думаю. Я слышала историю этой песни. Сидели в каком-то прибалтийском ресторане поэт и композитор, к сожалению, имена запамятовала. Так вот сидели они, а мимо них прошла высокая женщина. Оба были изумлены ее красотой, и родилась за столом прекрасная песня, которая была впервые исполнена там же на рояле.
Проезжая мимо супермаркета, я попросил остановить машину, зашел в магазин, купил коробку конфет «Родные просторы»:
– Это принцессе Диане от меня. Если получится выехать в следующие выходные, возьми ее с собой. Пусть порезвится на природе, ей радость и нам веселее будет.
– Как ты догадался, что это ее любимые конфеты? Спасибо… – по губам Саиды пробежала благодарная улыбка. В машине зазвенел мобильник, Шарап передал мне трубку, из которой прозвучал властный голос: «Срочно на работу. Прилетают гости». Не успел я ответить, трубка отключилась.
– Вот те на! Прости, Саида, что не провожаю до дома, позвоню, как освобожусь, — пожал ей руку, выходя машины.
Какое счастье, весь в заботах,
с восходом утренней зари
трудиться до седьмого пота
с желаньем завтра повторить.
Как только дошел до ворот, навстречу из диспетчерской выбежала взволнованная Валентина Петровна:
– Булат Батырович, гости из Москвы прибудут в аэропорт через два часа. Для их обслуживания заказано пять машин, плюс две машины для организации ужина на даче «Тарки-Тау». За заправщиком выслала дежурную машину, он скоро прибудет. Вы определите водителей, которые будут обслуживать гостей, а я их быстро обзвоню.
– Не суетись. Дай дойти до кабинета и подумать.
Поднялся к себе, удобно уселся на кресле, вытащил из стопки бумаг список водителей: кого бы из них вызвать. Почти все отдыхают — кто на свадьбе, кто с друзьями, а кто-то, может, на похоронах. Водители, в основном, люди серьезные, в любое время суток готовы выехать по первому звонку. Есть, конечно, и возомнившие себя высокими персонами. Они стараются походить на тех, кого денно и нощно возят: так же заносчивы.
– Валя, подай в аэропорт обе гостевые «Волги», три машины начальников управлений, а за поварами пошли «Ниву» и пассажирский «Рафик», – дал поручение по диспетчерской связи. – На все это дается полчаса.
– Поручение поняла. Если какая неувязка, вы же на месте?
– Да. А Володю-заправщика привезли? А то он вечно пропадает на своей даче на Кривой балке.
– Он уже заправляет машины.
– Хорошо, — положил трубку. Неожиданный приезд гостей и поручение срочно подготовить транспорт для их обслуживания не вызвали во мне особой тревоги, потому что в нашей работе нет ни праздничных, ни выходных дней. Если первые лица сидят в свою рабочих кабинетах, то весь легковой транспорт, как правило, должен быть «на парах». В первую очередь, разумеется на рабочем месте обязан быть руководитель, хотя со многими поручениями справляются сами диспетчеры.
Вот Валентина Петровна, для меня просто Валя. И сама голову не положит ночью на подушку, и мне не даст глаз сомкнуть, пока слово в слово не передаст поступившие с главной площади последние поручения, которые я мог бы узнать утром из диспетчерского журнала. Для нее нет ничего второстепенного, если оно имеет какое-либо отношение к работе. Ее я знаю с тех времен, когда она была ещё девочкой-пятиклассницей.
…В шестидесятые годы Махачкала была почти одноэтажным городом, и у столетнего деда моей жены был большой двор с многочисленными маленькими комнатками, которые он сдавал квартирантам. Родители Вали в дедовском дворе снимали две комнаты с узким коридором. Её отец Петро с шести утра до одиннадцати ночи работал водителем городского автобуса, причем без выходных и сменщика, ежедневно. Встречал его во дворе в те крайне редкие дни, когда он находился на «больничном», или, как тогда говорили, «на бюллетене». Мать — тетя Лена, женщина в теле, насколько помню, нигде не работала. Оба они, дети войны, испытали на себе все ужасы немецкой оккупации и были эвакуированы в Махачкалу. Здесь познакомились, поженились и заимели двух девочек. Думаю, жили дружно, если не скандалили. Петро всегда на работе, а тетя Лена — душа всего двора. С ранней весны до первых холодных осенних дождей она готовила еду во дворе, приглашая всех отобедать вместе. Обед бывал разный, но неизменным все лето оставался салат из помидоров и огурцов в объемном эмалированном тазике, и его хватало всем, кто не отказывался сесть за хлебосольный стол.
В общем дворе и свадьбы справлялись шумно, и усопшие оплакивались горько. До сих пор помню раскатистый смех и крепкие объятия тети Лены, когда родилась моя первая дочь; никогда не забуду также слезы в два ручья на ее крупном лице – в последний путь провожала моего тестя, которого любил весь двор. Младшая сестра покойной жены и Валя были ровесницы и неразлучные подружки. А мы с женой, молодые тогда, отмечая разные торжества и праздники, оставляли дочку и родившегося вслед за ней сына на попечении двух юных нянечек. Это потом они, окончив школу, из нянечек выросли в интересных девиц.
После десятилетки Валя пошла на завод, стала передовиком производства, ее часто отмечали денежными премиями, поставили на очередь на получение квартиры, но первый президент России Борис Ельцин в состоянии запоя одним росчерком пера в Беловежской пуще поставил крест на ее надеждах и вере во власть.
На завод пришли люди, которые никогда ранее не переступали его порог, не знали, что здесь производят и сколько тысяч человек трудятся в четыре смены. За пару дней разогнали всех. Ни приказа об увольнении, ни зарплаты за отработанный месяц, ни выходного пособия.
В разгромленном отделе кадров Валя с трудом разыскала свою трудовую книжку и, онемевшая, оглохшая, отупевшая от неожиданно свалившейся на ее девичью голову беды, еле добралась домой, где ее ждали больные мать и отец.
Узнав об этом, я предложил Вале работу диспетчера. Работа, надо сказать, ответственная, нервная, требующая тренированной памяти и одинаково высокой культуры общения как с разного ранга чиновниками, так и водителями.
Она оказалась молодцом. У нее сильно развито чувство ответственности, радует преданность работе и, конечно же, мне приятно ее почти родственное отношение ко мне…
– Булат Батырович, машины готовы, – раздался хриплый голос Вали из диспетчерской трубки.
– Ты что, простыла?
– Нет. Это трубка хрипит иногда, – оправдывается Валя.
– Тогда пригласите электрика, но чтобы больше она не хрипела. А теперь позвони Саиду Рамазанову и передай машины в его распоряжение, – я положил трубку, растянулся на кресле, положил руки за голову, закрыл глаза, прислушиваясь к шуршанию шин выезжающих автомобилей, и меня охватила приятная дремота.
Не знаю, сколько времени находился в состоянии невесомости, витая в облаках, но вернул меня в реальный мир настойчивый звонок городского телефона.
– Слушаю… – сонным голосом произнес я, еще не придя в себя.
– Я тебя разбудила? – послышался тихий голос Саиды.
– Нет, ты меня спустила с небес на грешную землю. Земная ты лучше и ближе, чем небесная — бестелесная. Твой грудной голос приятнее соловьиной песни.
– Мне кажется, что ты заговорил стихами. Пусть это не совсем так, но все равно приятно. Я не была уверена, что ты еще на работе, позвонила на всякий случай.
– А который час?
– Половина двенадцатого.
– Стоит ли уже возвращаться домой? Свежий воздух, твоя компания, красное вино опьянили меня, и я путешествовал с тобой на мягком, как лебяжий пух, облаке, собирая букет из звезд…
– Звездный букет, что голубь в небе, а мою комнату украшают дачные розы. Спокойной ночи…
– Спокойной ночи, – ответил автоматически, но вовремя спохватился: – Что, уже прощаемся? Куда спешишь, поговорим немного.
– Дочка уже в постели и ворчит, что я из-за какого-то дяденьки забыла про нее, гуляла целый день, оставив с бабушкой. Пока. Пора спать. До встречи…
– Когда встречаемся?
– Когда скажешь, – в трубке раздались короткие гудки.
Но до желанного сна Саиде было далеко. Она прокручивала в памяти сегодняшний день до мельчайших подробностей, сравнивая Булата с добивавшимися ее мужчинами. Занятые сомнительным бизнесом и не особо отягощенные чувствами, они отличались друг от друга, как жеребцы, по масти, и видели в ней красивую куклу Барби. Саида была не очень высокого мнения о них, но такое повышенное мужское внимание, несмотря на внутренний протест, все же прельщало и кружило голову. Неискушенная в любви, она не подозревала о своем неосознанном тяготении к чувственным наслаждениям и комфорту, которого была лишена с детства.
А пока, в полночь, мысленно отмечала, что Булат уступает им только по возрасту, но прямая осанка, юношеская походка, правильные черты лица говорят о том, что в недавнем прошлом он был интересным мужчиной. И Резеда об этом рассказывала: «Все мы, девочки факультета, были тайно влюблены в Булата, но он взял, да и женился на девушке из другого института».
А как сегодня он смотрел на нее! Чуть топор не выронил из рук. В первую же встречу заглянул ей в душу, когда других интересовало лишь ее тело. Попросил в следующий раз взять с собой дочку — «принцессу Диану». Так и назвал ее. Видно, добрый человек. Надеюсь, наша связь продлится долго…» -подумала она, засыпая на рассвете.
Латип ГАДЖАКАЕВ
