Заид Абдулагатов,
зав. отделом социологии Института ИАЭ ДНЦ РАН.
Есть различные определения этноса, говоря по-простому – народа. Одно из распространенных говорит о том, что этнос – это люди, которые объединены длительной совместной исторической деятельностью на одной территории, имеющие единый язык, стабильные особенности культурно-хозяйственного поведения, самосознания. Как утверждают этнологи, народ как этнос появляется тогда, когда образуется внутригрупповое единство, которое формирует различение между «мы» и «они».
Пожалуй, наиболее значимым реальным различием такого характера является различие языка, хотя даже язык не всегда определяет принадлежность человека, и даже группы людей, к тому или иному народу.
Тем не менее, язык остается главным, по крайней мере, одним из главных определителей этноса, его духовной культуры. Трудно представить народ, который, потеряв свой язык, мог бы говорить о себе как о самостоятельном народе. В настоящее время в мире насчитывается примерно 6-7 тысяч языков. Однако, по прогнозам специалистов, 95% современных языков либо «угаснут», либо окажутся под угрозой полного исчезновения к концу этого столетия. Считают, что каждую неделю «умирает» один язык народов мира. Прежде всего, этого языки малочисленных народов.
Одна из распространенных ошибок в отношении языка народа заключается в том, что язык рассматривается как простое средство общения. В действительности каждый язык есть уникальный исторический опыт народа, его видение мира, его особый взгляд на мир, на человека, на его место в мире. Это результат многовекового опыта данного народа в сложном процессе адаптации к миру. Это его мысль, заложенная в слово. Это результат сложных процессов коллективного познания. Именно в языке накоплены смыслы его существования. Ввиду этих обстоятельств, трудно согласиться с мнением, что нет разницы в том, на каком языке народу придется говорить в будущем. Например, пусть говорят на английском, русском и др. Разница есть, и она заключается в том, что тот уникальный многотысячелетний опыт народа, своеобразное видение, чувствование, мышление, зафиксированное в языке, с переходом на другой язык исчезает. Народ, тем самым, перерождается. Поворачиваясь спиной к своему языку, он отворачивается от своей истории, и в каком-то смысле ? от самого себя. Эта сторона взаимоотношений языка и народа, как правило, не осознается всеми его носителями. Особенно трудно это осознание идет у таких групп, как молодежь, городское население, мигранты, коих много и среди кумыков, оказавшихся в инородной среде. Языковое самосознание в отношении материнского языка, как правило, плохо формируется у людей, получивших высшее образование и работающих в сферах активного использования русского языка в процессе трудовой деятельности. К сожалению, среди этой категории людей много таких, которые работают в СМИ, и их пессимизм в отношении роли родного языка в современной жизни народа активно распространяется среди многочисленных читателей и слушателей. Такие публикации имели место даже в «Дагестанской правде» (см. «ДП», «О малых народах, «кириллице» и коррупции», 13 мая 2008 г.). Дети известных этнических писателей часто не знают родного языка, так как они, как правило, семьями жили, живут и работают в городах. Обидно, что некоторые из них при обсуждении проекта Закона «О языках народов Дагестана» выступили против мер по их поддержке. Да, глобализационные процессы разрушительно действуют на языки народов, особенно малочисленных. Известно, что из почти 7 тысяч языков мира, 3,5 тысяч языков используют всего 0,2% населения мира. 80% народов мира говорят всего на 80 (из 7000) языках мира. То есть, риск потерять со временем свой язык имеют большинство народов. Наиболее опасно это явление для языков, у которых носителей менее 100 000 человек. Угроза исчезновения есть, прежде всего, для 14 андо-цезских языков, языков малочисленных народов лезгинской группы, кубачинцев, кайтагских даргинцев – всего 19 народностей Республики Дагестан.
На мой взгляд, для кумыкского языка такой прямой угрозы нет. Мне представляется, что наш язык прочно вошел в мировую культуру и навсегда останется в ней. Тем не менее, угрозы общего характера, которые существуют для всех языков мира, возможно, за исключением нескольких, имеющих международное значение и значительное число носителей, имеют место и для кумыкского.
Во-первых, это связано с усилением процессов урбанизации, т.е. усилением роли городской культуры, где господствуют не национальные языки народов Дагестана, а общегосударственный русский. Имеет место тенденция уменьшения не только удельного веса указавших, что они владеют кумыкским языком, но и абсолютных показателей. По данным переписи 2002 года, таковых было 405 349 человек, или 15,73% населения РД. В 2010 году владеющих кумыкским языком оказалось уже 375581 – 12,91% населения РД. Причем, всего кумыкского населения в РФ по переписи 2010 г. – 503 060 человек. Владеющих кумыкским языком – 426 212 человек. Среди них немало и некумыков. Данные переписи позволяют говорить о том, что около 20% кумыков в РД не владеют родным языком. В это трудно поверить, но такова статистика. На сегодня эта ситуация может быть только хуже. Особенно в городах. Города – это кладбища для родных языков. Если учесть, что в городах живет большинство кумыков – 50,5% (городское население Дагестана – 45,2% от общего), то угроза нашему языку становится еще более очевидной. Такая же ситуация наблюдается в статистике владения языками и у других коренных народов Дагестана.
Во-вторых, словарный запас нашего языка увеличивается в основном за счет добавлений из других языков, в том числе и из распространенного в мире английского языка. Новые товары бытового, хозяйственного, производственного, технического и др. характера, явления духовной культуры и др. нами заимствуются, а не производятся в самом начале их исторического появления. Заимствуются и слова, которые их обозначают. Мы вынуждены это делать.
В-третьих, часть нашего словаря, которую я назвал бы истинно кумыкской, все больше отходит от живого кумыкского языка и превращается в сферу мертвых словарных ценностей. Это и понятно, многие слова уже не имеют, как сказал бы философ, предметной онтологии, т.е. реальных предметов, с которыми связаны соответствующие словообразования, например, слово арыш (дышло; оглобля) редко находит свое применение даже в сельской местности. В моем родном селении уже нет арб, нет волов, нет надобности крестьянину знать слова чомача, бойнуса, гегей, балчан, салпан и др. В связи с этим мы все больше начинаем смотреть на мир глазами, мыслью другой культуры, культуры, которую мы не выработали, а освоили, сделали своим достоянием. Ничего плохого в этом вроде и нет. Мы, таким образом, лучше приспосабливаемся к реалиям глобальных изменений. Но, за каждым словом – реальные, многократно пережитые в течение веков жизненные ситуации, история нашего народа. Смысл этой истории лучше всего хранит слово. Поэтому оно должно быть нам дорого, даже оставаясь словарной ценностью. Через эти слова, к которым мы должны приобщить наших детей, нам легче будет объяснить, кем были наши предки, какой жизнью они жили. Но задача эта нелегкая. Это связано с тем, что поведение людей, как показала социология, определяется не какой-то долговременной традицией, якобы пронизывающей историю народа, а ключевыми характеристиками той позиции, в которую их ставит общество в данный момент их жизни. Как мы видим, мир сегодня стремительно движется в сторону капиталистической расчетливости, рациональности. А это движение подразумевает высокую степень согласования между целями и средствами. Современный человек выбирает оптимальный путь к своей цели, согласует между собой поддержки и выгоды, а вовсе не оглядывается на традицию. Кумыки и другие народности Дагестана не являются исключением из этого правила. В этом одна из больших опасностей для языков малочисленных и относительно малочисленных народов. Эта опасность усиливается в условиях, когда эти народы не имеют прав самостоятельно решать проблемы развития своего языка.
Кроме объективных факторов, обусловленных изменениями в нашей жизни, угрозу нашим языкам несут факторы субъективного характера. Так, в 2007 году были внесены изменения в Закон об образовании России и из трех компонентов содержания образования – регионального, местного, федерального – оставили только федеральный. Минобразования республики исключил из учебного плана дагестанскую литературу и предмет «Культура и традиции народов Дагестана» в 10–11 классах и родные языки в 1-м классе. Тем самым был нанесен сильный удар по национальной школе, национальным языкам. К счастью, эту ситуацию удалось переломить. Тем не менее, дети в начальных классах общеобразовательной школы обучаются не на национальных языках, а на русском. Еще Абусуфьян Акаев писал о том, что необходимо учить детей «первые три года – исключительно на кумыкском языке». Сегодня я с удивлением слышу, как маленькие кумыки, учащиеся начальных классов, в моем родном селении, возвращаясь домой после занятий, разговаривают на русском. Причем на мой вопрос уже немолодой учитель отвечает: пусть говорят, так быстрее выучат русский язык, он им нужен. Да, нужен. Но как быть с родным языком? Русский язык наши дети в условиях современного телевидения, Интернета, мобильной связи и др. СМИ выучат обязательно. Такой уверенности насчет кумыкского, особенно если их настраивают на освоение в первую очередь русского языка, нет.
В школах г. Махачкалы, из 20 обследованных в 2002 году, только в 7 оказались оборудованы кабинеты по родным языкам и литературе. В школьных библиотеках имеет место недостаток произведений дагестанских авторов, предусмотренных учебными программами. Уроки родного языка поручаются учителям, независимо от их специальности, тем, у кого не хватает нагрузки: биологу, историку и др. Один кумык года два назад мне сказал, что будет преподавать кумыкский язык в одной из школ Махачкалы. При этом неожиданно спросил меня: а как на кумыкском языке правильно писать слова «кумыкский язык»?
Социологический опрос, проведенный отделом социологии Института ИАЭ ДНЦ РАН в 2011 г. в Республике Дагестан, показал, что около 40% учащихся (38,4%) и 50% учителей (47,6%) указывают на ущемленное положение национально-регионального компонента по сравнению с другими предметами. 20% школьников РД считают, что предметы регионального компонента вообще не нужны.
А из предметов регионального компонента (родной язык, родная литература, культура и традиции народов Дагестана, география Дагестана, история Дагестана), 33,5% школьников считают, что в школе не следует преподавать родные языки. В отношении родной литературы такая позиция у 27,1% учащихся. Среди опрошенных дагестанцев – 20,5% считают, что не следует преподавать в государственных учебных заведениях Дагестана родной язык (против русского языка – 8,0%), родную литературу – 12,9% (против русской и зарубежной литературы – 10,6%).
На вопрос «Где Вы чаще всего говорите на родном языке?» ответ «в семье» дали 86,4% кумыков. В городах, естественно, данный показатель будет ниже. Это в Дагестане. Общий показатель среди всех национальностей по Дагестану – 88,9%. Наибольший показатель у чеченцев-аккинцев – 98,1 %. О том, что с кумыками говорят на кумыкском, заявили 60,8% опрошенных кумыков. Этот показатель является низким и по другим национальностям Дагестана. Опросы свидетельствуют о функционировании родных языков в основном в бытовой сфере.
Реально сложившаяся ситуация говорит о том, что в развитии этнических языков есть две основные проблемы. Во-первых, нет должного внимания со стороны государства. Во-вторых, в сознании носителей языка эта проблема не актуализирована в должной мере. Вторая мне представляется более важной.
Разумеется, вести такую работу поборники родных языков в республике не могут по разным причинам. Но важен один вывод, который хочу сделать: родной язык как идеальная ценность, т.е. ценность, не обязательно связанная с материальной выгодой – работой, служебным продвижением и т.д., при определенном внимании может быть привита в сознание представителя любого народа. В решении этого вопроса исключительная роль отводится интеллигенции и той части населения, особенно из старшего поколения, имеющей высокий уровень языкового сознания.
Со стороны государства для улучшения положения родных языков необходимо срочное принятие Закона «О языках народов Республики Дагестан». Об этом законе, необходимости его принятия говорят уже третий десяток лет. Его инициаторами были в основном ученые республики. Были разные проекты, обсуждения на разных уровнях и плоскостях, а результата пока нет. Думаю, что здесь имеют место две причины: политического и финансового характера. О первой говорить не буду, ввиду ее щепетильности и связанности с интересами отдельных народностей, интересами идеологии либерализма носителей властных полномочий. Проблемы финансового характера легко объяснимы. Вместе с принятием закона государство взяло бы на себя обязанности, выполнение которых потребует дополнительных финансовых вложений. Для нашей бедной республики, с бюджетом более на 50% дотируемым из центра, это проблема. Тем не менее, мне представляется, что главная проблема в продвижении данного законопроекта не финансовая, а политическая.
Еще одним шагом со стороны государства в сторону языков было бы включение в перечень малочисленных языков народов России целого ряда языков малочисленных народов Дагестана. Их не менее 19. Закон дал бы дополнительные финансовые и другие возможности развития этим языкам. Этот вопрос решался еще в 1999 году при принятии Закона «О гарантиях прав коренных малочисленных народов России». По разным причинам, опять же главным образом политическим, малочисленные народы Дагестана оказались вне правового пространства, определяемого этим законом.
Говоря о том, что может сделать сам народ, гражданское общество, без особых затрат со стороны государства на развитие их языков, я обратил бы внимание на апробированный в мире метод «языковых гнезд», который используется в учреждениях дошкольного образования. Суть метода в том, что в дошкольном образовательном учреждении все общение воспитателей и обслуживающего персонала ведется только на материнском языке детей. Это – погружение детей дошкольного возраста в мир, в первую очередь, языковой, родной материнской культуры. Придуманный в Новой Зеландии для спасения языка аборигенов-маори и имевший успех, он нашел применение в Финляндии начиная с 1997 года. В РФ под руководством финнов его применяют для спасения финно-угорских языков народов РФ. Аналогичный проект запущен в Таймыре для энецкого языка. Планируется подключить к проекту мансийский и хантыйские языки, республики Марий-Эл, Удмуртию, Ненецкий автономный округ, Коми-Пермяцкий округ Пермского края.
К сожалению, и здесь появились политические препоны. Министерство регионального развития РФ в 2012 г. признало нецелесообразность внедрения в регионах России метода «языковых гнезд». Нечто подобное имело место и в отношении Закона Республики Татарстан «О языках народов Республики Татарстан», когда «сверху» было принято решение о запрете использования в татарском алфавите латинской графики вместо кириллицы.
Тем не менее, малочисленным народам необходимо бороться за свое законное право развивать родные языки. В этом смысле можно было бы несколько шире понимать и использовать понятие «языковое гнездо». В Республике Татарстан ряд лет назад боролись за то, чтобы открыть в Интернете свой сайт, где бы использовался только татарский язык, т.е. новое «языковое гнездо». И тут имели место проблемы с разного рода разрешениями. Но мне представляется, что бдящим за тем, как бы чего не вышло, трудно будет держать Интернет подальше от народов.
Другое «языковое гнездо», о котором мне как-то приходилось говорить – это семья. Кто мешает кумыкам, да и представителям других народов говорить в условиях города в семье, в собственном доме на родном языке? Никто! Это очень эффективный и простой метод сохранения языка в городских условиях. Он независим от государства. Не требует финансовых затрат. Совершенно не мешает человеку в его образовательном, профессиональном становлении. Не вызывает каких-либо межнациональных трений.
Я уверен, что самый главный фактор сохранения языка народа – это языковое самосознание самого народа. Мы должны сформировать культ родных языков. Каким образом – это вопрос, имеющий свои очевидные и не совсем ответы. Семья – одно из удобных и очевидных «языковых гнезд» в решении если не всех, то многих проблем сохранения языка. Она в решении данных проблем относительно самостоятельна. Тут не требуются какие-либо государственные санкции. Здесь имеют место всеобщность, добровольность. По социологическим опросам, в городах многие, не зная языка своего народа, считают себя их представителями. При этом этническая идентичность определяется уже не через язык, а другие параметры этничности, например, через принадлежность к культуре, традициям народа. Тем не менее, потеря языка – серьезный удар по этническому сознанию, так как вместе с ним человек теряет мощный канал связи с этническими ценностями. Потеряв язык, очень легко отойти и от других ценностей этноса. Говорят, один кумык, проведя месяц в городе, вернулся в родное село и здоровался с земляками словами «хорошомысиз, хорошомысиз». Мы не должны терять свой родной язык по многим причинам. Особенно по пустячным, о чем писал тот же Абусуфьян Акаев еще сто лет назад.
Что значит исчезновение родного языка, видимо, прозой описать трудно. Как много прекрасных языков в мире, но какой из них заменит один-единственный – материнский? Только поэт смог дать ему достойную оценку словами: «И если завтра мой язык исчезнет, то я готов сегодня умереть». Язык родной – больше жизни. Только есть люди иного, космополитического склада ума. Расул для них не пример. Один из них, известный в Дагестане ученый, как-то в ходе дискуссии мне сказал: «Расул Гамзатов написал это для поэтической красоты, просто так». Возможно, но почему эти слова до сих пор заставляют так сильно волноваться тысячи и тысячи людей?
Мы должны любить, беречь и развивать свой язык. Чтобы не потерять лица. Чтобы не забыть теплых кумыкских слов наших матерей. Чтобы нам не пришлось, как некоторым народам, например шотландцам, восстанавливать потерянный язык своих предков. Чтобы нашим потомкам никогда не пришлось спрашивать у своих родителей, на каком языке говорили мы, их предки.
